ел в окно.
-- Мне пора... на самолет, -- Петропавел попятился к двери.
-- Отсюда не летают самолеты. Тут пешком полчаса -- через МЯСНОЕ ЦАРСТВО.
-- Через... какое?
-- Через МЯСНОЕ... ну, это где Мясной Царь, мясные нимфы... Неприятное место.
-- А мне говорили -- аэродром за домом...
-- Бабуля, что ли? Она с приветом была. Небось строила из себя Пластилина Мира? 
-- Молодой человек понимающе улыбнулся. -- Это я -- Пластилин Мира.
-- Да плевать мне, кто тут из вас Пластилин Мира! -- взорвался вконец 
замороченный Петропавел. -- Все вы постоянно отказываетесь от своих слов. Ваша 
непоследовательность убивает!
-- Непоследовательность? -- Лжепетропавел пожал плечами. -- При чем тут 
непоследовательность? Правила создаются по ходу игры -- это наше главное 
правило. И мы последовательно его соблюдаем. -- Хватит с меня этого дурацкого 
маскарада! -- взревел Петропавел.
-- Ты не любишь маскарада? -- казалось, собеседник был потрясен. -- Как же 
можно не любить маскарада!.. Маскарад! Это самое прекрасное, что есть в мире. 
"Маска, кто Вы?" -- "Угадайте сами!" ...Каждый выдает себя за кого хочет, 
выбирает себе любую судьбу: скучный университетский профессор превращается в 
Казанову, самый беспутный гуляка -- в монашка, красавица -- в старуху-горбунью, 
дурнушка -- в принцессу бала... Все смещено, смешано -- шум, суматоха, 
неразбериха! Разум бездействует: для него нет опор в этом сумбуре. Мудрое 
сердце сбито с толку -- оно гадает, ошибается, не узнает, оно на каждом шагу 
разбивается вдребезги -- и кое-как склеенное, снова готово обмануться, принять 
желаемое за действительное, действительное -- за желаемое, припасть к первому 
встречному -- разговориться, выболтать тайну, облегчить душу хозяину своему. О 
это царство видимостей, в котором легкая греза реальней действительности! Кто 
говорил с тобой в синем плаще звездочета? -- Не знаю, неважно... звездочет!
Трещит по всем швам пространство, во все стороны расползается время -- и 
Падающая Башня Мирозданья великолепна в своем полете. Дух Творчества бродит по 
улицам и площадям: ночная бабочка фантазии дергает его за тончайшую шелковую 
нить, не дает ему покоя и сна -- и вот он является то тут, то там: тенью, 
намеком, недомолвкой, ослышкой -- и путает судьбы, морочит головы, интригует...
Ах как весело пляшем мы в призрачных, ложных огнях маскарада, как небрежно 
держим в руках своих Истину и с какою божественной беспечностью ничего не 
желаем знать о ней! Мы забавляемся, мы играем ею, мы бросаем ее друг другу как 
цветок, как тряпичную куклу, -- и всю ночь мелькает она то в руках разбойника, 
то в руках колдуна, то в руках короля: банальная, свежая, сиюминутная, вечная!..
 И, натешившись ею, мы забываем ее где-нибудь на скамейке в сквере, где-нибудь 
на столике ночного кафе, чтобы под утро дворник или уборщица вымели ее из мира 
вместе с прочим мусором ночи, а мы, сняв маски и посмотрев друг на друга, 
горько усмехнулись бы: "Ах, это только мы!.. Всего-то навсего!"
...На мгновение в глазах Пластилина Мира мелькнули слезы и тут же высохли. С 
неожиданно беспечной улыбкой взглянул он на Петропавла:
-- Как хорошо ты говорил о маскараде! Никогда не поверю, что ты не любишь его. 
Петропавел вздрогнул и пришел в себя.
-- По-моему, это ты говорил о маскараде...
Пластилин Мира смерил Петропавла взглядом Петропавла и хмыкнул:
-- Я!.. Да я терпеть не могу маскарада. Маскарад!.. Это самое отвратительное, 
что есть в мире. "Маска, кто Вы?" -- "Угадайте сами!" -- и дальше он чуть ли не 
слово в слово повторил монолог о маскараде, -- правда, с другими уже 
интонациями -- ядовито, желчно, где надо меняя акценты, и Петропавел 
действительно перестал понимать, кто из них кто. -- Впрочем, -- закончил 
говорящий, -- не все ли равно, кто из нас произносил слова!.. Главное в том, 
что они прозвучали, чьи бы это ни были слова.
После продолжительной и довольно неловкой паузы один из них сказал: "Ну, я 
пошел", -- а другой спросил: "Куда?" -- Мне пора дальше.
Второму показалось, что уходит отсюда не тот, -- кто должен.
-- Минуточку! -- запротестовал он. -- Это мне, кажется, пора дальше.
Петропавлы в нерешительности уставились друг на друга.
-- Самое страшное, -- зазвучал голос, и уже непонятно было, кто это говорит, -- 
если отсюда выйдет не настоящий Петропавел. Потом ничего не поправить: жизнь 
пойдет сама собой.
-- Что же нам делать?
...Конечно, они заигрались -- и теперь может случиться так, что они никогда не 
выйдут из этого дурацкого положения. Вот он, маскарад жизни!.. Отныне каждому 
из них, наверное, будет казаться, что однажды его перепутали, что он -- не 
совсем он или даже совсем не он.
-- Но ведь очевидно, что я -- это не ты, а ты -- не я! Нас же двое!
И тут комната наполнилась петропавлами. Все они изумленно переглядывались. 
Ситуации более тупиковой вообразить было невозможно. А когда один из них 
опрометью бросился к выходу, остальные ринулись за ним. В дверях образовалась 
пробка.
-- Пустите! -- надрывались петропавлы. -- Дайте же дорогу!
Завязалась драка. Силы противников оказались равными, каждый бился за себя, так 
что ни победителей, ни побежденных не было.
-- У меня на плече родинка! -- изо всех сил крикнул вдруг кто-то -- и комната 
опустела. В ней остался только один Петропавел, все еще с ужасом озиравшийся по 
сторонам.
-- С тобой неинтересно играть, -- голос невидимого собеседника раздался совсем 
поблизости. -- Ты так держишься за свою индивидуальность, словно она у тебя 
есть. Родинка на плече или один гл