скорее походило на лицо покойника. Скулы с 
подбородком словно окаменели, придавая лицу угрюмый вид, а тело было настолько 
жестким, что, казалось, сделано из твердых пород дерева. Он жаловался на боли в 
спине и страдал от ангин. Дышал очень неглубоко и говорил слабым, безжизненным 
голосом. Смотря на Дэвида, я не мог сказать с уверенностью, жив он или мертв. 
Таким же безжизненным было его отношение к своим чувствам, от избытка которых 
он явно не страдал. Поработав с ним в течение долгого времени и научив его 
дышать глубже, а также расслаблять тело, мне наконец-то удалось заставить его 
сбросить с себя его каменную маску, после чего он заплакал в ответ на мой 
интерес к нему. Но это произошло лишь однажды. Дэвид был стоиком. Несмотря на 
желание поправиться, он был не готов или не мог отказаться от своего 
бессознательного стоицизма и безразличия. К этому можно добавить еще один 
интересный факт. Дэвид вспомнил случай из своего детства, который пролил 
некоторый свет на его поведение. Его мать, к которой он был все еще привязан, 
однажды впала в истерику. Дэвид закрылся у себя в комнате, чтобы хоть как-то 
оградиться от ее воплей и рыданий, но она подошла к его двери, что-то требуя, а 
затем стала умолять его выйти к ней. Но, несмотря на все ее мольбы, он так и не 
вышел. Он закрылся в прямом и переносном смысле и остался “закрытым” до 
настоящего времени. Глядя на Дэвида, я вспомнил выражение — переносить муки с 
улыбкой на лице. Оно подходило к нему как нельзя лучше, с тем лишь различием, 
что у него на лице вместо улыбки была мрачная маска боли и отчаяния.
Замкнувшись в себе, Дэвид был всегда одинок и почти всегда находился в той или 
иной степени в депрессии. С возрастом он стал еще более замкнутым. Его 
постоянно усиливающаяся депрессия была прямым результатом затухания чувств с 
сопутствующим снижением жизненной энергии. В свою очередь снижение энергии 
медленно разрушало его потенцию. Было бы неправильно сказать, что у него 
началась депрессия из-за потери потенции. Скорее его потенция затухала по мере 
того, как в нем увядала жизнь и его жизненные силы сковывала депрессия. Конечно,
 он бы еще продержался, продолжал бы существовать, но такое существование 
больше походило бы на работу машины, а не человека. Он даже начал ходить в 
спортзал, чтобы поддерживать тело в хорошем рабочем состоянии.
Однажды мне довелось лечить психолога, который пришел на терапию, чтобы узнать 
о биоэнергетическом подходе к эмоциональным проблемам. У Джорджа было много 
проблем, которые мы открыто обсуждали, поскольку они были обнаружены в 
физическом выражении его тела. Например, он часто мог принимать идиотскую позу, 
как у клоуна, которая никак не соответствовала высокому уровню его интеллекта. 
С другой стороны, его тело было довольно мускулистым, несмотря на то, что он 
никогда не занимался какими-либо атлетическими упражнениями. Его крепкая и 
чрезмерно развитая мускулатура была результатом зажатия и сдерживания чувств.
После курса терапии его состояние значительно улучшилось, и он заметил однажды: 
“Я чувствую, что наконец-то справился со своей депрессией. Если честно, то она 
всегда меня мучила в большей или меньшей степени”. Это признание стало для меня 
неожиданностью. До этого он никогда не говорил, что страдает от депрессии, и, 
как ни странно, я и сам не мог предположить такую возможность. Он никогда не 
жаловался, что ему было трудно ходить на работу, более того, я знал, что он 
находил огромный интерес и удовлетворение в своей профессии. Казалось, он был 
активным участником жизни во всех ее аспектах и в глазах окружающих выглядел 
нормальным человеком.
Но Джордж был подавлен с точки зрения эмоциональной оживленности, 
эмоционального взаимодействия с окружающей средой. Ему трудно было увлечься 
чем-нибудь, он никогда не испытывал душевного подъема, чувствуя себя скованным 
и придавленным.
Его депрессия была не настолько сильной, чтобы “сломать” его окончательно, но 
тем не менее это была депрессия, причем в своей наиболее широко 
распространенной форме. Я пришел к такому выводу, наблюдая за людьми у себя на 
приеме, а также за его пределами, в повседневной жизни. У большинства людей 
отсутствует внутренняя радость, внутреннее оживление, которые добавили бы им 
жизненной энергии. Они продолжают жить как холодные расчетливые машины, 
воспринимая все вокруг себя в унылых и мрачных тонах. И эта унылость, 
холодность и скука их внутренней жизни очень четко проявляется в их телах и в 
их повседневной жизни.
Я опишу еще один случай с женщиной, которая, находясь в сильнейшей депрессии, 
развила в себе склонность к самоубийству. Эта пациентка, в дальнейшем я буду 
называть ее Анной, в течение ряда лет проходила психоаналитическую терапию. 
Мысли о самоубийстве возникли у нее недавно, вероятно, от понимания того, что 
она не состоялась как женщина. Все это еще усугублялось тем, что ей скоро 
исполнится сорок лет, а она ни разу не была замужем. Анна была умной женщиной, 
достигшей успеха как в своей карьере, так и в своих творческих поисках. Однако 
после того как она пала духом, работа стала для нее в тягость, а стремление к 
творчеству резко ослабело. Были и еще несколько факторов, которые 
способствовали ее кризису, но все они так или иначе были связаны с утратой ею 
чувства женственности и женских качеств.
Когда я в первый раз увидел Анну, она выглядела совершенно разбитой. Дряблое 
тело со слабыми, безжизненными мускулами, кожа на лице сморщилась и поблекла. У 
нее не хватало энергии глубоко дышать, и она постоянно повторяла: “Это 
бесполезно”. Когда пациент говорит такие слова, обычно под ними 
подразумевается: “Бесполезно пробовать — у меня не получится”. Но тогда у меня 
сложилось впечатление, что на самом деле Анна говорила: “Мне бесполезно жить — 
я все равно не выживу”. Чувство краха настолько переполняло ее, что она 
действительно готовилась умереть. Ее тело приняло ее отказ от жизни. Но как она 
достигла такой точки и в чем заключался ее внутренний конфликт?
История болезни Анны