чтобы таким образом помочь ему начать вести 
более полную и содержательную взрослую жизнь в настоящем. Но пока его оральные 
потребности будут продолжать влиять на его поведение, он будет подвержен 
циклическим перепадам настроения — от эйфории до депрессии.
Я уже настолько часто видел, как это происходило у оральных личностей, что, 
начиная с ними работать, заранее предупреждаю их об опасности, кроющейся в 
эйфории. Если же они все же поддались этому чувству, я предупреждаю их о том, 
что за этим последует депрессия. Такое своевременное предупреждение всегда 
помогает, так как оно привносит в их мышление определенную долю реальности, 
тормозя и смягчая резкие перепады настроения. Поэтому, когда наступит депрессия,
 она уже не будет носить такой разрушительный характер. В состоянии эйфории 
человек думает, что все будет хорошо. Но это “хорошо” никогда не наступит, если 
его скрытые проблемы не будут проработаны в достаточной степени. Только 
удерживая такого пациента “внизу”, можно побудить его глубже соприкоснуться со 
своими проблемами и, таким образом, способствовать их решению.
Слово “низ” в нашем случае имеет еще одно значение — противоположности верху, 
то есть направления к голове. Низ — это направление к нижним частям тела: к 
ногам, к земле. Нахождение “внизу” приближает любого человека к его реальности. 
На самом деле, когда человек падает с вершин эйфории в депрессию, то кажется, 
он падает так глубоко вниз и попадает в такую глубокую яму, из которой не видно 
дневного света. Поэтому необходимо помочь ему вытащить себя, но это можно 
сделать, только если пациент поймет, что он в действительности никогда и не 
стоял на твердой почве. Яма всегда была под ним, замаскированная веточками и 
листочками, но такой камуфляж недостаточно прочная основа для личности. Сам 
пациент никогда на самом деле не доверял этому прикрытию, потому что он никогда 
не позволял своей реальной сущности или своему телу опереться на него всем 
весом. Он пытался поддержать себя сверху своим эго или своей волей и падал в 
депрессию, когда его иллюзорные подпорки рушились. Но с каждым разом он пытался 
подняться все выше и выше над землей, вместо того, чтобы соорудить прочное 
основание, на котором он мог бы уверенно стоять. Когда он находится в эйфории, 
он находится вверху, “в воздухе”, “в облаках”, и его ноги фактически не 
касаются земли.
В здоровом человеке отсутствуют такие резкие перепады настроения от эйфории до 
депрессии. Он всегда стоит на земле, основной плоскости, на которой он базирует 
свои действия. Он может прийти в возбуждение из-за какого-то события или 
перспективы, которые направят мощный энергетический поток ему в голову, но 
твердая почва никогда не уйдет из-под его ног. Он может почувствовать 
удовольствие или даже радость, но почти никогда не испытает эйфории. Если в 
конечном счете событие или перспектива разочаровали его, он может загрустить, 
даже приуныть, но при этом не впадет в депрессию. Он не теряет своей 
способности подстраиваться под новую ситуацию, чего не в состоянии сделать 
жертва депрессивной реакции. Когда люди испытывают резкие падения и взлеты 
своего настроения, это означает, что с точки зрения биоэнергетики они перестали 
ощущать своими ногами твердую почву. Я думаю, то же самое можно сказать о 
культуре, которая также впадает в крайности слишком оптимистичного энтузиазма, 
что все проблемы можно с легкостью решить, и отчаяния, что их решить невозможно.
 Если люди будут стоять ногами на земле, они смогут взглянуть на свои проблемы 
реалистично. Они увидят, что их проблемы огромны, как горы, но при этом они 
также вспомнят, что вера человека способна двигать горы.
Взлеты, предвещающие падения, также следует рассматривать как попытки избежать 
депрессивных чувств, которые человек прячет внутри себя. Только так можно 
объяснить отчаяние, с которым столько молодых людей прибегают к наркотикам, 
чтобы “взлететь высоко”. Наркотический полет уносит их ум высоко, прочь от тела,
 прочь от унылых, грустных чувств безвылазной ямы, в которую они попадают без 
их употребления. Трудно винить этих молодых людей за то, что они стремятся к 
такому выходу, когда врачи назначают другие наркотики, в виде лекарств, их 
родителям для достижения подобных же целей. И врачей я тоже не виню, потому что 
отчаяние, депрессия и безвыходность — все это формы безнадежного страдания, 
которое часто невозможно вынести. Но, к сожалению, ни один наркотик не может 
помогать вечно. За взлетом, который он приносит, всегда следует падение, и 
человек впадает в психологическую зависимость, такую же разрушительную, как и 
любая физиологическая зависимость. Наше спасение лежит только в понимании и 
принятии подобных падений, потому что они создают хоть какую-то твердую почву, 
на которой можно что-то построить.
Алкогольные полеты ничем не отличаются от наркотических, маниакальных или 
эйфорийных состояний. Человеку, который выпивает, чтобы взлететь высоко, 
очевидно, тоже нужно некое средство, которое бы его вытащило из “низины”, из 
подавленности и уныния. Я не утверждаю, что каждый, кто выпивает, пытается 
таким образом избежать депрессии. Но, если человек нуждается в выпивке, это 
плохой признак. Человек, который может свободно, по своему усмотрению, 
употреблять или отказываться от алкоголя, получает удовольствие от его 
расслабляющего или тонизирующего эффекта. Здесь я говорю только о человеке, 
который пытается “взлететь” при помощи алкоголя. Когда он находится в “полете”, 
то он почти в прямом смысле отрывается от земли. У него нарушено равновесие, 
ноги не слушаются, и он действительно может почувствовать, что между его ногами 
и землей образовалось пространство.
Каждый знает, что за алкогольным взлетом следует падение. При наличии 
физических симптомов мы называем это похмельем. Но даже без каких-либо 
последующих физических эффектов настроение на следующий день подавленное. И 
если человек не в силах перенести эту подавленность, то у него возникает 
потребность снова прибегнуть к помощи бутылки. Падение с наркотического взлета 
может чем-то отличаться от алкогольного. Эффекты от наркотиков обычно длятся 
дольше, че