взаимоотношения между ними. Из подобных родителей состоит общество. Душевное 
состояние детей является показателем душевного состояния общества. Дети учат 
взрослых тому, что важнее всего - сплоченность. В сплоченной семье все нужные 
дела делаются сообща и с радостью.
У эгоистичных родителей дети еще большие эгоисты, чем они сами, - ведь с каждым 
поколением стрессы усиливаются. Эгоист - хороший наставник, вот только сам он 
не научается тому, чему учит. Кто способен научиться у эгоиста, тот остается 
человеком даже в самой критической ситуации. Чтобы оставаться человеком, 
необходимо лишь одно: время на обдумывание происходящего. Детям нужна также 
возможность обмениваться мыслями с родителями и взрослыми как с равными.

Пример из жизни.
Людям, приходящим ко мне на прием, следует предварительно ознакомиться с 
теорией. Иначе мы будем говорить на разных языках. Все мои старания бесполезны, 
если пациент не способен что-либо воспринять, хотя и желает этого. 
Предварительное прочтение моих книг - не приказ, а просьба, однако я не 
собираюсь умолять об этом на коленях. Кто применяет теорию на практике, тот 
проделывает подготовительную работу, даже если ничего не получается. Зато будет 
проще обсудить совершенную ошибку. Беседа с человеком о его промашках 
выливается в дискуссию. Невозможно обмениваться мыслями с тем, кто ничего не 
делает, поскольку он тут же ощущает себя виноватым и начинает обороняться.
Несмотря на проводимую мною подготовительную работу, с моей стороны было бы 
наивно надеяться на то, что хорошие люди сами позаботятся о своем здоровье. А 
хотелось бы. Особенно если речь идет о болезни, неизлечимой с медицинской точки 
зрения. Опираясь на знания и сознательность пациента либо его родителей, я 
привношу элементы теории, необходимой в данный момент. Ведь и мои знания тоже 
постоянно обновляются и совершенствуются.
Одной матери и ее 15-летнему больному ребенку я, помимо прочего, рассказала 
теорию о мнимой помощи, то есть самообмане, чтобы научить их высвобождению 
наивности. Они оба с завидным упрямством повторяли одни и те же ошибки да так, 
что ребенок практически сделался инвалидом. В духовном отношении они были 
всезнайками (на уровне сплетен). Меня они выслушали со скучающим выражением 
лица, явственно говорившем: пора бы тебе переходить к делу.
Я осторожно подбирала слова, чтобы ненароком не обидеть этих хороших людей, 
которым столько всего довелось пережить. (Об этом меня успела проинформировать 
мать.) Поскольку пациенты, прочитавшие мои книги и уловившие суть дела, ведут 
разговор иначе, я и поинтересовалась, ознакомились ли они с моими книгами. Сын 
язвительно ответил, что для этого у него нет времени. (Себе на заметку: 
во-первых, болен-то сам, но времени заняться собой у него нет. Для него важнее 
все остальное. Налицо подсознательная потребность оставаться больным, так как 
болезнью возможно отомстить виновному. В данном случае - матери. Во-вторых, 
такое юное существо, а какой ядовитый ответ. Болезнь соответствует ядовитости - 
медленно прогрессирующий вялый паралич нижней части тела.)
На тот же вопрос мать с саркастической усмешкой ответила: "Естественно!" В ее 
голосе сквозили нотки злорадства и осуждения - как можно в этом вообще 
сомневаться? Ведь я на все готова ради ребенка. Всем своим сверхактивным 
вызывающим поведением мать пыталась доказать, что для таких всезнаек, как она, 
в жизни нет проблем. В свое время проблемами были ее мать и муж, но они давно 
перестали для нее существовать. А отец вообще был для нее пустым местом. 
Ребенок относился к бабушке с дедушкой и к отцу точно так же, но в пику матери 
изображал прямо противоположное отношение. Его здоровье зеркально отражает всю 
эту ситуацию - внешне как будто все в порядке, а если копнуть, развалина 
развалиной.
Желая рационально использовать время, я принялась осторожно объяснять про 
воздействие стрессов. Едва я сказала, что наивность причиняет физические 
страдания, как мать вскочила, точно ужаленная, и воскликнула истерически: "Сами 
вы наивная! Надеетесь, что мы станем читать ваши книжки!" Она метала громы и 
молнии. На деле же она была права. Я и вправду надеялась. Я ожидала и хотела в 
это верить, что для матери здоровье ее ребенка поистине дорого. Хотелось верить,
 что и ребенок посочувствует матери и поможет себе сам, чтобы матери стало 
легче. Мне нередко приходилось иметь дело с детьми вдвое младше, чем этот, 
которые из любви к матери приходили к мысли о самопомощи. Прочтение первой моей 
книги служило логическим продолжением этой мысли. Те дети с пониманием 
отнеслись к своим матерям и все им простили. Последовавшее выздоровление было 
соразмерным проделанной работе.
В данном случае все обстояло наоборот. Женщина и не думала прощать своей матери,
 а ее ребенок - ей. Шла незримая борьба за главенство, в ходе которой один 
страдает пока преимущественно физически, а второй - духовно. У обоих имелось 
достаточно здравого смысла, но, к сожалению, их интересы в жизни были нацелены 
совсем на другое. Они не были готовы созидать, а были готовы бороться и 
сокрушать. Так ведет себя демонстративная собственническая любовь, которая 
беспрестанно что-то доказывает, а когда доказать не удается, вина сваливается 
на того, кто не верит.
Разговор пришлось прервать - при всей своей наивности я не намерена 
разговаривать с глухими. Оставшись наедине с собой, я стала анализировать 
случившееся и поняла то, чего не поняла сразу из-за своей наивности: эти люди 
нуждаются в страданиях. Что касается данного ребенка, нельзя допустить, чтобы 
он выздоровел, так как, обретя здоровье, он стал бы проявлять насилие по 
отношению к окружающим. Ребенок и мать, будучи в принципе настроены одинаково, 
стали бы инициаторами организованной преступности. Недуг этому препятствует.