|
Ну, отдувайся.
Запрокинув голову, как было указано, сквозь приспущенные ресницы разглядел
гостя. Журналист, опытный репортер. Сидит в кресле все глубже. Заинтересованный
взгляд в мою сторону:
— Это фаза каталепсизма?
203
— М-м... Уже глубже. Все глубже.
— Великолепно храпит. Трудный, видимо, пациент? И не проснется, хоть из
пушки стреляй, пока вы не дадите команду? Чудесно. Я видел таких у Оргаева, он
их пачками превращал в Рафаэлей. По команде открывали глаза, хватали
кисточки, рисовали как полоумные, то есть все художники в этом смысле... Как
рявкнет — засыпают опять. Взгляд у него, я вам скажу. Психополе кошмарной
силы, пот прошибает. А сам как потеет... Я их спрашивал потом по
собственной инициативе, ну, вы понимаете, хочется углубиться.— «Почему,—
одного спрашиваю,— вы, уважаемый Рафаэль, не написали Мадонну?» — «А зачем,—
говорит.— Я,— говорит,— сантехник».
— Сообразительный Рафаэль.
— Вы, наверное, страшно устаете, доктор, тратите столько
энергии. Средний гипнотизер, мне сообщили, вынужден спать по двенадцать часов в
сутки, питаться каждые пять минут. Оргаев все время что-то жует. А
вы?
— Аппетит отсутствует. Страдаю бессонницей. (Будет врать-то. Блины мои
кто уписывал? Кто дрых
на семинаре?)
— Я вас понимаю, доктор. Скажите, в чем главная трудность поддержания
психополя?
— В поддержании разговора.
— Понимаю. Понимаю. У нас тоже вот, например, в редакцию зайдет
какой-нибудь, извините, чайник. «Почему не ответили на мое
письмо?» Профессия нервная, я вас понимаю. Ваш известный коллега писал, что
гипнотизерам свойственна повышенная само-утверждаемость. Вы с этим согласны?
— Всяк судит по себе.
Я не удержался и ерзнул. Дискредитирует, как заправский конкурентишка,
вошел в роль.
— Если не секрет, в чем же все же секрет гипноза?
— В отсутствии секрета.
— Замечательный парадокс, но потребуется комментарий.
Психоэнергетические воздействия... (Щелчок, остановился магнитофон.)
Извините, переставлю кассету... Порядок, пишем. Кстати, сказать,
упомянутый коллега считает, что психополе при темных глазах...
Я еще ерзнул. Шевельнул пальцем.
— Простите... Пациент входит в фазу активного сом-
204
намбулизмз... с непрогнозируемой спонтанностью и психомоторной
диссоциацией...
Ну, наконец. Непрогнозируемая спонтанность открыла глаза и до упора их
вытаращила. Психомоторная диссоциация задрожала стеклянной дрожью, взревела и
медленно, вместе со стулом, поехала на репортера.
Мелькнули пятки.
— Магнитофон! Забыли магнитофон!..
Некий ох, звук падения... Неясное бормотание... Троекратное «извините»...
Лар возвращается, отирая пот.
— Черт бы тебя не взял! С твоими книжками и вообще!..
— Ты что, я-то при чем? Я же тебя выручил, гипио-завр,
— А если бы он тебя узнал? Жареный матерьяльчик? Перестарались. Шоковая
реакция.
— Чем вывел?
— Обещанием встречи с упомянутым коллегой.
После разрядочного боя вспомнили, что пора возместить утраченные калории и
продолжать выяснение шахматных отношений. Гипнозавр за последнее время
разучился проигрывать, давит психополем на е-два.
Запираем кабинет. Пешком, не сговариваясь, ко мне.
Дорогой молчим. Это вот и соединяет — эта возможность молчать вдвоем,
свободно молчать,— из этого и рождается то ли телепатия, то ли... Ощутил за
порогом, что забежал к Лару не просто так, а по его зову. За теменем
колыхнулось мутносизое облачко... В следующую секунду я думал о том, удастся ли
сотворить яичницу и хватит ли кофе.
Ужин готов. Лар молчит, косится на шахматы ото-двигающе. Есть сообщение.
Я.— Ну давай. Ешь, что задумано.
Он.— Понимаешь. Такие дела. М-м-м...
Приморщивается: значит, серьезно. Обычное начало: минут пять морщится и
мычит, пока я не выйду из себя.
Я.— Говори сразу. Сева самоубился?
(Наш общий пациент, алкоголик и депрессивник, талантливый переводчик. Было
уже две попытки.)
— Что ты, господь с тобой. Сева сухой, работает. Все в порядке, да не
волнуйся же.,Ерунда, м-м-м... Понимаешь, дела какие. Оргаев перешел границу.
205
— Давно перешел.
— Я не о том. Мы ведь тоже с тобой в какой-то степени шарлатаны, и в
|
|