Шаляпина... А сейчас перевоплощаю его в себя, чтобы легче ему дышалось, чтобы 
уверенней билось сердце.
    А сам отважусь стать им. Чтобы...
    —  Сейчас мы с вами поменяемся душами, произведем пересадку психики... 
пересадку сердец... Вы станете мной, а я вами... Это будет происходить по мере 
моего счета на «ка» и совершится на слове «эн».
    Ка-один... ка-три...  ка-восемь... ка-девять... эн. Встает.   Направляется  
 ко   мне.   Не"   мигая   смотрит, слегка приподняв брови. Он-я:
    —  Добрый день, О. С. Я-он:
    —  Здравствуйте, В. Л. Он-я:
    —  Ну, рассказывайте, как дела. Я-он:
    —  Спасибо, лучше. Но еще не совсем...
    174
    Он-я:
    —  А что? Я-он:
    —  Скованность еще... И тревожность. Начинаю вдруг думать о своем здоровье, 
в себя ухожу. Понимаю, ни к чему это, нет оснований, а внимание уже где-то 
внутри.  Просто  стыдно. А  с  вами   ничего,  прихожу,  все проходит...
    Вхожу в бытность, вживаюсь... Не потерять бы контроль... Он-я:
    —   Проведем  сеанс гипноза... Сядьте,  пожалуйста, в кресло. Удобное 
положение, вот так... Расслабьтесь...
    Вот это да: мои интонации, манеры мои. Странное ощущение, будто слышишь 
себя по радио или видишь в кино, в гриме: и я и не я. Нет более притягательного 
и более чужого существа, чем двойник. Очень странно... Как жаль, что я не могу 
отдаться переживанию целиком, что я и актер и режиссер! Впрочем, дам себе 
отсрочку... Уже расслаблен... Закрыл глаза... Он гипнотизирует меня, верно 
берет интонации... Развивает по-своему — надо запомнить, использовать, это ведь 
говорит его безотчетное знание самого себя... Или меня?.. Отдыхать приятно... 
Хочется, чтобы это длилось... Мой праздник, моя свобода...
    ...Все.
    Я-я:
    —  Хватит, Володя... Хватит, О. С. Теперь вы — это вы, я — это я. Но мы оба 
обогатились. Вы взяли от меня то, чего вам не хватало, а я у вас — нужное мне. 
Теперь в каждом из нас — я и мы.
    Что же происходило? Какое чудо превратило его в меня? (Хоть на минуту, хоть 
на мгновенье...)
    Разумеется, он остался самим собой. Его поведение и переживания ткут узор 
только из его памяти, это легко проверить. Гипноз дает колею, все остальное 
мозг его делает сам. Но с поддержкой...
    Память, властительница «я», капризная и жестокая, под гипнозом становится 
покорной служанкой. Вот взрослый, перевоплощенный в восьмилетнего, пишет 
детским почерком, точно таким, какой у него был в этом возрасте... Рисует 
каракули... Пробужденный, не верит, что это его произведение. Живет в детстве, 
играет в песочек, плачет, зовет мать... Можно вытащить и
    175
    следы памяти, спрятанные за семью замками, вытесненные переживания — 
канувшие в корни комплексов. Если перевоплотить в новорожденного, появится и 
сосательный рефлекс, глаза станут бессмысленными, «плавучими»...
    Слои личности, человек насквозь. Но вот гипнотизер перевоплощает молодую 
сомнамбулу в столетнюю старуху. Посмотрите: она сгибается, еле идет. 
Останавливается передохнуть... Садится старчески... В каждом движении усталость,
 неуверенность, тяжесть. Погасший взор, дрожат руки. Надтреснутый голос... 
Гениальная подлинность переживания, почерпнутая из душевного знания о других, 
душевного именно — это не «информация», не «слой личности»: он еще не 
образовался. Это предвосхищение... А если гипнотизер велит перевоплотиться в 
личность, которую загипнотизированный не знает совсем,— он застынет в ступоре 
или станет делать то, что делал бы, будучи просто собой, пойдет по какой-нибудь 
случайной ассоциации... Если велеть превратиться в глокую куздру, замрет или 
станет чем-то между автомобилем и динозавром...
    Почему О. С. не способен к чуду в обычном бодрст-венном состоянии? Какое 
злостное античудо держит его в плену страхов?.. Почему нужен транс?..
    Что за тиски сжимают   — его и меня?..
    ЭГО. Из дневника. («Профилактика смерти»)
    Уже свыкся не просто с сознанием смертности, но с действенным, истинным 
положением самосознающего существа — положением умирающего. Да, знаю, помню... 
Вот только живу — все еще несоответственно. Нужно отказываться от гораздо 
большего, чем казалось... Еще сомнения — что же — Главное?!
    Желания, обещания, поцелуи мира, умирающего во мне,— крылья снов... К 
чертовой матери Ваш'больной мир и его вонючие потроха. А — пошло оно... А — 
погуляй вволю, выразись — и пропади все пропадом! — вот что поет Желание и 
пришептывает, и лепечет, что это долг, долг божественный... Кому-то приятнее 
будет уходить, помня, что был ты, был... что же больше?.. Без Моцарта разве жил 
бы ты?.. Есть он — и тебе умереть можно. Запечатлеть стон наслажде-
    176
    ния, изрыгнуть фонтан жгучей крови,  а там будь что будет!..
    Но долг иной. Но страдание — тьма, в которую должен вбросить карту спасения,
 предупредить... Знаю, вижу... Тьма одиноких путников. Им не до поцелуй-чиков, 
им дорогу, ночлег и опять дорогу....
    8.  Гипноэкран
    Погуляем еще. Спустимся в метро, пройдем мимо зловещей таблички: «Нет