работать в какой-либо актуальной области, из вас, будем надеяться, со временем 
выйдет какой-нибудь толк. А это... Возьмите. Будьте здоровы, молодой человек.
    166
    СТРАННЫЙ  ПРЫЖОК
    ...Был теплый мартовский день, налетал шалый ветерок, отовсюду текло и 
капало. Мы встретились, как обычно, у ворот дворика дома № 6, в Телеграфном,— 
отсюда начинался наш традиционный маршрут: за угол, по Сверчкову, Потаповскому 
и на Чистые.
    Но на этот раз он не пошел, а встал на месте, неподвижно опустив руки.
    —  Кстонов, слушай. Можно, я спрошу тебя?.. Кетоновым он назвал меня в 
первый раз.
    —  Ну.
    —  Ты скажи... Ты знаешь, зачем ты живешь?
    —   Чего-чего?
    —  Зачем ты живешь?
    —  Ты что, охренел?
    —  ЗАЧЕМ ТЫ ЖИВЕШЬ?
    —  Да чего ты?.. Ну, чтобы стать... Чтобы было весело... Тьфу, да чё ты 
пристал?.. А ты знаешь?
    —  Не знаю.
    —  Ну и...
    —  Я всегда думал, что знаю. Потерял.
    —  Ну ты вообще... Ты даешь. А моя Катька вот знает. (Так   звали   мою   
тогдашнюю   кошку.)   Чтобы   лопать сырую рыбу. Чтобы гулять, хе-хе, чтобы 
котята были. Мурлыкать чтобы. А ты не знаешь, хе...
    —  Я НЕ ЗНАЮ.
    —  Ну ты...
    Я вдруг осекся. Глаза Академика со страшной силой упирались в меня и 
светились отчаянием.
    —  Клячко,— я попытался взять его за рукав, но рука моя   как-то   сама   
собой   отошла   обратно,—   слышь... Пошли. Пошли попиликаем. (То есть на 
нашем языке поиграем в Пи-футбол или еще как-нибудь поразвле-каемся.) А?.. 
Опять бабка спать не дала?
    "Ничейная бабуся" уже второй месяц была очень плоха, и по ночам кричала на 
одной ноте.
    —  Она вчера умерла.
    Повернулся и побежал. Перед поворотом за угол переулка споткнулся, но не 
упал, а подлетел как-то вверх, вскинув руки с растопыренными пальцами, и в этом 
странном прыжке исчез за углом.
    С месяц после того мы еще виделись и разговаривали
    167
    как обычно, но обоим было до головной боли ясно, что этому уже не 
продолжиться. Что-то между нами разрушилось.
    ...Пропал внезапно, без подготовки. Утром мать нашла на столе записку:
    ДО СВИДАНИЯ. НЕ ИЩИТЕ. Я ВАС ЛЮБЛЮ. Я НЕ...
    Дальше что-то  зачеркнутое.
    Исчез в домашней одежде, ничего с собою не взяв. Обнаружили потом, что 
куда-то девалась всегда бывшая среди немногих его личных книг "Карта звездного 
неба" и последняя из объемных моделей Энома.
    Обрывки разговора, подслушанного возле учительской.
    Мария  Владимировна. А если самоубийство?
    Николай Александрович. Не думаю. Какая-нибудь  авантюра...
    —   Одиночество... Никто его по-настоящему не знал. Мерили общими  мерками..
.
    —  А что было делать, как подойти? Иногда мне было просто стыдно с ним 
разговаривать.
    —  Старший друг, хотя бы один...
    —   При  таком-то уровне?  Старше  всех  нас,  вместе взятых.
    —  Ну, не скажите...
    Следователь приходил в школу, беседовал и со мной, я из этой беседы мало 
что запомнил. "Любил ли он ходить босиком?" — "Да, очень".— "Водился ли с 
подозрительными личностями?" — "Да. Водился".— "С какими?" — "Ну вот со мной".— 
"А еще с какими?" — "Не знаю".— "Как ты можешь не знать, а еще друг. Вспомни".— 
"Ни с кем он не водился".
    Еще пару раз я приходил к нему домой. Почерневшая мать, с сухими глазами, 
беспрерывно куря, не переставала перебирать его одежонку, тетради, рисунки...
    "Владик. Владик. Ну как же так. Владик..." Отец, абсолютно трезвый, сидел 
неподвижно, упершись в костыль. "Сами. Искать. Упустили. Пойдем. Сами..." — 
"Куда ж ты-то... Куда ж ты-то..."
    Его лабораторно-технический скарб, находившийся под бабусиным топчаном, был 
весь вытащен и аккуратно    разложен    на   свободной   теперь    поверхности.
    168
    Сестры переговаривались полушепотом и ходили на цыпочках. Я сидел, мялся, 
пытался что-то рассказывать о том, как с ним было интересно, какой он...
    Самое страшное — употреблять глаголы в прошедшем времени.
    В последний день занятий, после последнего урока, когда я, отмахнувшись от 
Яськи, в дремотной тоске брел домой, кто-то сзади тронул меня за плечо.
    Я сперва его не узнал. Передо мною стоял Ермила, уже больше года как 
исключенный из школы. Он мало вырос за это время — я смотрел на него сверху 
вниз. Бело-голубые глаза глядели тускло и медленно, под ними обозначились