всех сикось-накосях, нравиться до одурения, нравиться слишком многим. Никто 
ничего не понимал, а я меньше всех, только смеялась. (Смех — это, между прочим, 
и есть встреча противоположных желаний, знак их приветствия.)
    А однажды, ближе к вечеру, возник Он и сказал: «Елки-палки, я ведь с ума 
сошел. Такой, как ты, не бывает, тебя просто не может быть, это нечестно. Ты 
обаятельна, как удав. Извини, что я опоздал».
    ...Прости, прерываюсь.
    «ХОЧУ ХОТЕТЬ ЖИТЬ»
    в. л.
    Я больна, давно поняла это, но никогда не осмелилась бы пойти к врачу: он 
мог бы (из лучших побуждений) сказать все моей маме.
    297
    Это произошло в шестом классе. Какой-то дурак лет восемнадцати полез ко мне 
под юбку. Потом в восьмом повторилось что-то вроде этого на лестничной площадке.
 Если смотреть здраво, ничего страшного. Но с этого момента в меня вселился 
Страх. Я написала это слово с большой буквы, для меня это очень много значит...
    Мне 21 год, и я уже несколько лет хочу смерти. Умереть так, чтобы это не 
было самоубийством, иначе мама и бабушка будут винить в этом себя... Если слышу,
 что кто-то умер, думаю: «повезло» — это первая моя мысль.
    Я не живу, я прозябаю. Я учусь в институте и не хочу учиться, у меня нет ни 
любимого дела, ни любимого человека. Боюсь знакомиться, боюсь даже знакомых. 
Поймите меня правильно, я вовсе не считаю, что «все мужчины подлецы». Но ведь 
это всегда останется...
    Иногда представляю себя русалкой, живу в глубинах океана, играю с людьми... 
Я умею летать, как Ариэль, силою мысли, и вот на меня нападают, допустим, трое, 
а я взлетаю и поочередно убиваю их, да, я нахожу удовольствие, представляя, как 
я их убиваю и улетаю... Я ведьма, один мой взгляд может убить...
    Я мечтаю о силе, но ее нет. Мечтаю и о любви — как все девушки моего 
возраста. Может быть, если я полюблю, Страх исчезнет?
    Не всегда замкнута в себе, нет, у меня есть подруги, умею слушать. Не 
одинока в жизни, но одинока в Страхе, мне нельзя ни с кем этим поделиться. 
Страдающий человек должен скрывать свое страдание и не рассчитывать на 
сочувствие.
    У вас, наверное, было много таких случаев, не претендую на исключительность,
 но боль остается болью, даже если она существует у многих...
    Перечла свое письмо, все не то... Я хочу хотеть жить. (.)
    Добрый день, милое существо,
    мы прочли твое письмо вместе. В. Л. решил, думаю, верно, что я тебя пойму, 
потому что я женщина.
    Да, невезение. Раньше, чем успела душа приготовиться, откуда-то из-за угла 
мерзкое щупальце...
    Верь, все будет хорошо, придет и любовь, если — осмелишься быть искренней;
    дашь себе право следовать своим симпатиям, пусть едва вспыхивающим;
    поймешь, что не стыдно, напротив, необходимо еще до
    298
    всякой интимности рассказать обо всем, мучающем тебя (реакция и будет 
проверкой, достоин ли).
    Быть неболтливой в страдании — хорошо, но ошибка — таиться безвыходно.
    Умеешь слушать — сумеешь и рассказать.
    НЕСЛЫШНЫЕ КРИКИ
    В. Л.
    Мне скоро 22, я здорова. «Вариант нормы», но такой вариант, который вредит.
    Для меня всенето и все не те. (Кажется, так воспринимали мир 
философы-романтики? «Мы мало хотим того многого, чего мы хотим».) В эмоциях 
себе не отказываю, но преимущественно это эмоции по поводу отсутствия эмоций. 
Мелочность чувств. Не люблю никого и ничего. Даже себя — не пылко.
    Осенью, на картошке познакомилась с Лёвиком. (Со второго курса, а я на 
третьем филологического.) Относится к редкой категории людей-факелов... И вот 
такого человека угораздило полюбить меня. Хотел уехать из Москвы — я не 
отпустила, жалко терять такого друга, ведь он чуток к любому моему душевному 
движению. Хотел заболеть и умереть, прыгал поздней осенью в пруд (лишь насморк 
вылечил), дышал газом, раза три резал вены. А я, скрывая предательски 
вырвавшуюся улыбку, говорила: «У человека должна быть надежда...»
    В феврале все изменилось: Лёвик идет на войну, в Афганистан! Я пыталась 
почувствовать этот уход — и не могла. Только знала, что Лёвик будет искать 
смерти, и чтобы не искал, согласилась пойти в загс, хотя все мое существо 
протестовало.
    Загс в этот день был закрыт. А Лёвика забраковали на медкомиссии.
    В один из вечеров (в холле общежития, неуютно) я свернулась в кресле 
калачиком, подставив голову, — он не мог не погладить мои волосы... С этого и 
началось... Каждый вечер я твердила себе, что это нечестно, но отношения 
перешли в такую стадию, когда до брака оставалось два шага: один фактический и 
один формальный. (Принципы Лёвика ставят эти шаги в обратном порядке.)
    Бесконечные разговоры, выяснение отношений, усталость, досада, жалость...
    299
    Лёвик подает заявление об уходе из университета. Что же с ним будет, вся 
жизнь перекорежена, нельзя так (хоть я и говорила ему, что мое понятие 
нравственности размывается). Опять направляемся в загс, у Лёвика не принимают 
паспорт: отклеилась фотография. Лёвик склонен все воспринимать символически, 
сказал, что рук резать больше не будет, а я почувствовала неподъемную тяжесть...