в автобусе, и радостный щекочущий смех вдруг вырвался из меня. Кто-то рядом 
pyiun-ся и вдруг перестал. Я была пленительна! Нескромное признание, но очень 
уж редки такие минуты, можно и прихвастнуть.
    У меня канцелярская книжная речь, от которой отдает плесенью. Узкий 
кругозор, несмотря на то, что в курсе всех телепередач, собираю периодику, 
фонотеку. Не умею интересно рассказывать, меня скучно слушать. Очень тщательно 
слежу за собой, страдаю от недостатка некоторых средств парфюмерии...
    Научите меня улыбаться! ПОЖАЛУЙСТА!!
    А чтобы понять меня изнутри, проделайте такой опыт: расслабьтесь, поднимите 
глаза вверх и начните шарить ими по потолку. При этом спрашивайте себя: что 
это? зачем это? на что все это? Может, вам .удастся вызвать состояние 
нереальности происходящего? Нет, я могу отличить сон от яви, я считаюсь 
воплощением нудного здравого смысла, я прекрасно учусь и качусь по наклонной 
плоскости. С годами не умнею, а деградирую, потому что всегда одна.
    290
    Во всех книжках и статьях про общение твердят на разные лады: перестаньте 
думать о себе, займитесь делами, займитесь другими, расширяйте интересы, 
включитесь в жизнь общества — и вы будете счастливы и научитесь жить. Но это 
все для людей, которые могут хоть на процент управлять собой, во мне же лишь 
вид другого человека вызывает агонию.
    Конечно же, все мои страдания замешаны на изрядной доле эгоизма, но... 
скажите, что же делать мне с этим эгоизмом, ну что?.. Куда выкинуть, как 
выцарапать из себя? Я его не в магазине покупала, эгоизм свой, не выбирала его, 
я ничего в жизни не выбирала. Я глупа и черства, а мать у меня женщина трудной 
судьбы и холерического темперамента. Обложит матом, только чтобы скрыть 
подступившую нежность.
    Умоляю вас! Конкретные рекомендации! Естественности, раскованности! Формулу 
смеха!
    Пожалуйста, не отсылайте меня опять к литературе или на прием к психиатру. 
Я хочу познать любовь и не окосеть от неожиданности, когда любимый меня обнимет.
 Я хочу научиться смотреть на мужчин прямо, а не боковым зрением. Научите меня 
быть счастливой!
    P. S. Извините, маленькое приложение. Забыла сообщить, что мне 20 лет. Вот 
мои медицинские данные (...) Извините, что так подробно. А еще (...) Как быть с 
этим? Эндокринолог тоже ничего определенного не сказал.
    Пишу вам, а сама так покраснела, что о щеки можно зажигать спички. Я 
потеряла стыд, простите меня, простите[
    Скажите, а можно вылечиться от невезения? (.)
    Светик, здравствуй!
    Не пугайся, сейчас познакомимся.
    Письмо твое В. Л. прочел. Доверил моему опыту. Я врач тоже, по женской 
части.
    Если думаешь, что достаточно привести в порядок одно, потом другое и третье,
 улыбочку наладить, подковаться раскованностью, а потом еще чуть повезет и 
сложится результат, называемый счастьем, — то ошибаешься.
    Ни из чего не складывается.
    Хочешь, расскажу о себе?
    Девчонкой носила два прозвища: Елки-Палки и Сикось-Накось. Оба с 
собственного языка спрыгнули и приклеились. (Хоть вообще-то Елена Аркадьевна.)
    Нескладная была, страшненькая, болезненная. Не нра-
    Ю»                                               291
    вилась себе до отчаяния. Перед зеркалом тайком плакала и молилась примерно 
так: «Дай мне, господи, чуть покороче нос, чуть постройнее ноги и попрямей 
позвоночник! Ну что тебе стоит!.. Дай брови тоненькие и кожу шелковую, как у 
Марьяшки, а волосы можно оставить какие есть, только чтобы ложились волной, как 
у нее, а не как у меня, сикось-накось».
    А еще, как ты, умоляла: «Научи улыбаться — улыбка-то у меня вымученная, 
резиново-каменная, сикось-накось. А еще чуть побольше этого, поменьше того... В 
общем, сделай так, господи, чтобы я нравилась ну хоть кому-нибудь, хоть бы 
только себе самой!.. А еще сделай так, чтобы с теми, кто нравится мне, я не 
была такой фантастической идиоткой».
    Такой я моментально делалась не только с мальчишками, но и с девчонками, 
если восхищена... Важнее всего, как Марьяшка ко мне относится, — а как она 
может относиться к этому крокодильчику, переполненному тупой молчаливой 
завистью? Я завидую, да, но я ее обожаю, я жизнь ей отдам, только вот зачем ей 
моя жизнь?.. Так люблю восхищаться, обожать — но почему же за это такое 
наказание? Я ведь все-таки не идиотка, я просто дура, каких много, но почему я 
должна из-за этого так страдать?!
    «Сделай так, господи, чтобы те, кто на меня обращает внимание, не 
превращали меня в сломанную заводную куклу, у которой дергается то рука, то 
нога, то кусок глаза, чтобы с теми, кому я вдруг со страху понравлюсь или 
только подумаю, что — а вдруг?! — у меня не происходил в тот же миг этот 
провальный паралич всех естественных движений, всех чувств и памяти, всех-всех 
жалких мыслишек, не говоря уже об улыбке...»
    В общем, тебе все ясно. С обострениями и рецидивами. Еще неделю назад, 
вылезая из автомата, поймала на себе взгляд молодой раскрашенной павианихи в 
игольчатых джинсах. Взгляд говорил: «Ну и уродина же ты кирпичная, ну и макака 
берложная. Напрасно тебя природа произвела». Денька два после этого не было 
аппетита жить.
    „Л1ли меж тем времена. Дурой не перестала быть, нет, и не похорошела, хотя