|
интересная и зарплата могла быть повыше.
Здесь, за едва тронутой бутылкой сухого, К. рассказал, что его часто
навещает мать, живущая неподалеку; что мать он любит и что она и жена, которую
он тоже любит, не ладят, но не в открытую. Прилично и вежливо. Поведал и о том,
что имеет любовницу, которую тоже любит...
Звучало все это, конечно, иначе. Смеялись, закусывали.
Подтвердилось, что
с женой К. пребывает в положении младшего — точнее, Ребенка, Который Обязан
Быть Взрослым Мужчиной; не подкаблучник, нет, может и ощетиниться, и отшутиться,
по настроению, один раз даже взревел и чуть не ударил, но с кем не бывает, а
характер у жены очень определенный, как почти у всех
261
жен, — стабильная данность, с годами раскрывающаяся и крепнущая;
образцовая хозяйка, заботливая супруга и мать, толковый специалист; живет
как всякая трудовая женщина, в спешке и напряжении, удивительно, как все
успевает;
любовь, жалость и забота о мире в доме требуют с его стороны постоянного
услужения, помощи и сознательных уступок, складывающихся в бессознательную
подчиненность; тем более, что
жена и впрямь чувствует себя старшей по отношению к нему, не по возрасту, а
по роли, можно даже сказать — по полу; да,
старший пол, младший пол — далеко не новость и не какая-то особенность их
отношений: старшими чувствуют себя ныне почти все девочки но отношению к
мальчикам-однолеткам, уже с детского сада, а в замужестве устанавливается
негласный матриархат или война; за редкими исключениями
женщина в семье не склонна к демократии; разница от случая к случаю только
в жестокости или мягкости, а у К. случай мягкий, исключающий бунт;
как почти всех современных мужей, справедливо лишенных патриархальной
власти, быть Младшим в супружестве его понуждает уже одна лишь естественная
убежденность жены, что гнездо, домашний очаг — ее исконная территория, где она
должна быть владычицей;
с этой внушающей силой бороться немыслимо, будь ты хоть Наполеоном; тем
более что и
мать внушает ему бытность Ребенком, Который Все Равно Остается Ее Ребенком;
сопротивляться этому и вовсе нельзя, потому что ведь так и есть, и для
матери это жизнь, как же ей не позволить учить сына, заодно и невестку...
Я перебивал, рассказывал о своем. Как обычно: одного видишь, а сотни
вспоминаешь — не по отдельности, но как колоски некоего поля... К. умолкал,
жевал, улыбался; снова повествовал о том, как
мать и жена полуосознанно соперничают за власть над ним и посреди их
маневров он не находит способа совмещать в одном лице Сына и Мужа так, чтобы не
оказывалась предаваемой то одна сторона, то другая;
на работе он от этого отдыхает — хотя и там хватает междоусобиц, они иные,
и он, не кто-нибудь, а начальник
262
цеха, умеет и командовать, и быть дипломатом, и бороться, и ладить; но тем
тяжелее,
возвращаясь домой, перевоплощаться из Старшего, Который За Многое Отвечает,
в Младшего, Который Должен Находить Способы Быть Старшим; от этих перепадов
накапливается разъедающая злость на себя, и особенно потому, что
быть одновременно Младшим с женой и матерью и, как требуется, Старшим с
детьми — дохлый номер, дети не слепы, неавторитетный папа для них не авторитет;
не отцовство выходит, а какое-то придаточное предложение; тем приятнее
с любовницей, которая намного моложе, жить в образе опытного покровителя,
Сильного Мужчины;
секс в этих отношениях играет, понятно, не последнюю скрипку, машина и
сберкнижка также кое-что значат, поэтому приходится иногда пускаться на
подработки; любовница необходима ему и затем, чтобы вносить в жизнь столь
недостающий бывшему мальчику, Потомку Воинов и Охотников, момент тайны и
авантюры, а также
чтобы контрастом освещать достоинства супруги и прелесть дома;
и это не исключительное, а заурядное, знакомое и женщинам положение, когда
связь на стороне усиливает привязанность к своему, но тем тяжелее,
возвращаясь домой, смотреть в глаза, обнимать, произносить имя — не лгать,
нет, всего лишь забывать одну правду и вспоминать другую...
Они думали, что это их не постигнет.
Были гармоничны по статям и темпераментам, оба сведущи и щедры. Но, еще
свежие и сильные, все чаще обнаруживали, что не жаждут друг друга. Они знали на
чужом опыте, что все когда-то исчерпывается; все, о чем могут поведать объятия
и прикосновения, все эти ритмы и мелодии скоро ли, медленно ли выучиваются
наизусть, приедаются и в гениальнейшем исполнении, — знали, что так, но когда
началось у них... Какие еще открытия? И зачем?..
Наступает время, когда любовь покидает ложе, а желание еще мечется. Две
души и два тела — уже не квартет единства, а распадающиеся дуэты. И тогда
выбор: вверх или вниз. Либо к новому целомудрию, либо к старой привычке...
Далее ширпотреб — измена, но иная верность хуже из-
263
мены. Признание в утрате желания казалось им равносильным признанию в
смерти. И они молчали и замерзали, они желали желания...
Он верил, что все наладится, — только прояснить что-то, из чего-то
|
|