i^^Jig^,X^/^<^ <^«^ Q..{f^, 

С каким вожделением голодный человек проглатывает 
велосипед, долженствующий привести его к 
счастью) — и помогали, черт возьми, и везли!.. А я не 
понимал, как это у меня выходит. Ведь сам-то... Неужели, 
спрашивал я себя, неужели только ненормальный 
может лечить нормально?.. 

Работа была моим допингом: в каждом пациенте я 
лечил самого себя. Но кончался рабочий день, я возвращался 
к себе в застенок... 

В моей личной камере пыток мне, как и им, нужны 
были мой личный врач и мой лекарства. 
Все эти сапоги, которые я шил на других, мне не годились. 
У себя в Аду я ходил босиком. 

При обилии всяческого общения был у меня тогда 
только один друг, все понимавший. Человек с абсолютным 
резонансом именно на меня. Он видел все. 
И молчал. Я тоже молчал. Но однажды кто-то из нас не 
вьщержал... Поговорили раз, другой. Легче. Еще поговорили. 
Еще легче... Он был волшебно чуток и безотказен: 
знал, что только с ним я выползаю из камеры, 
ненадолго, но выползаю... 

Все чаще я появлялся у него или просил посетить 
меня под тем предлогом или иным. 

Он стал мне необходим, жизненно необходим — 
как воздух, как свет, как музыка, как пуповина, соединяющая 
с материнской утробой... 

Не помню точно этого мига. То ли после его заминки 
в какой-то реплике, то ли после улыбки, показавшейся 
чуть натянутой, или льдинки, почудившейся в 
глазах... Вдруг дошло: это болеутоляющее общение исподволь 
взрастило во мне нечто несравненно подлейшее, 
чем примитивное потребительство. Во мне 
вызрел душевный паразитизм, наркомания самая 
хищная. Пережевывание переживаний, переживание 
пережевываний... Еще чуть-чуть, и я бы уже никогда 

1170 

г 



QiaasiEsggiyiiflfjff 

не смог вспомнить, что душа, как и тело, не имеет права 
жить на содержании, чьем бы то ни было; что она 
может брать лишь взаймы, когда отчаянно невмоготу—
и лишь до Предела Справедливости — до черты 
зависимости, за которой начинается нищенство: невозможность 
отдачи. 

Я понял, что становлюсь вампиром. Понял свою 
ошибку — ту же, что и ошибка миллионов, миллиардов 
других несчастных... 

Вот она, многотысячелетняя: бегство из Ада. Нескончаемые 
попытки бегства. Ад ведь дантовский, если 
помнишь, устроен по принципу множественных кругов, 
все пути бегства ведут в еп^е более адский Ад. В 
этом и состоит фокус зависимостной пытки: в наркотической 
беготне мы только упражняем, растим, развиваем 
свой Ад... 

Не знаю, каким усилием решился на одиночество. 
Не на отшельничество, нет, не на отказ от обш;ений — 
но на одиночество страдания. На отказ от обезболивания. 
От наркотизации. От зависимости. 

На некое время с другом пришлось поссориться. 
Сперва он не понял; но позже, когда я перешел через