по дачной дорожке после дождя и перепрыгивал 
через лужи. С каждым перепрыгом казалось, что я все 
ближе к тому, чтобы научиться летать!.. Какая-то неведомая 
сила задерживала меня в полете через самые 
большие лужи — уже, казалось, должен был упасть, 
приводниться — но нет, успевал еще чуть-чуть подлететь, 
подпар^ть в воздухе в самом конце прыжка — и 
все же достигнуть сухого края!.. А представлялось, будто 
перелетал через огромное озеро или море... 

Многое, многое стало вспоминаться. Все ярче... И 
первая близость с девушкой, и первое выступление в 
нашем джаз-ансамбле, где я был пианистом и вьщал 
однажды импровизационное соло, какое хотел бы и 
сейчас повторить... 

И благодарные глаза мальчишки, которого избавил 
от обидчиков, вступив в драку... 


tM/ODb 3CuSа^(уи^,л1/0(У^1у&^и_ 

Похоже это было на прорастание семян на заброшенном 
поле, вытоптанном уже, казалось бы, навсегда, 
превращенном в пустырь...Или будто идешь по 
пустыне, и постепенно эта пустыня начинает покрываться 
сперва скудной, а потом все более пышной растительностью. 
.. 

Все вернулось, обновилось, обогатилось — в том 
числе радости и восторги любви. Вслед за Монтенем 
могу повторить: «Для меня лично Венера в союзе с 
трезвостью гораздо приятнее и разнообразнее...» 

Смыслоценности не берутся откуда-то из абстрактного 
пространства — они произрастают из тебя самого, 
из жизни твоей, совокупной с жизнью всеобщей. 
Чтобы это произошло, достаточно просто верить — 
верить в это, даже не обязательно отдавая себе в этом 
отчет и лучше даже не отдавая, — а жить, просто жить 
и чувствовать дальше 

Я вам пожелал бы вот эти вспоминания-собирания 
прежних внеалкогольных смыслов в себе оживлять 
почаще; может быть, даже выписывать их на бумагу, и 
лучше не в виде каких-то сухих словесных обозначений, 
а в виде коротких живых рассказов-картинок. 
Тогда глубина памяти снова соединится с ищущей глубиной 
души... 

"!5Й!8&1Й!«-' 


1 о i^o /ve/hv6pptivj^^^ 

В этой вечнозеленой жизни, 

сказал мне седой Садовник, 
нельзя ничему научиться, кроме учебы, 
не нужной ни для чего, кроме учебы, 
а ты думаешь о плодах... Что ж, бери — 

ты возьмешь только то, что возьмешь, 
и оставишь все то, что оставишь, 
ты живешь только так, как живешь, 
и с собой не слукавишь. 

В этой вечнозеленой смерти, 

сказал Садовник, 
нет никакого смысла, кроме поиска смысла, 
который нельзя найти, 
это не кошелек с деньгами, они истратятся, 
не очки, они не прибавят зрения, 
если ты слеп, 
не учебник с вырванными страницами... 
Смысл нигде не находится, 
смысл рождается и цветет, 
смысл уходит с тобой — и живет во всем...