-«4 • • 'Л. 

i233-: 


эАсЬорсифьо 

w^S^fm 

История этого больного в сравнении со множеством 
других наших буйненьких скучновата. 

Иван Иванович Оглоблин, личность малоопределенная. 
Документов при поступлении не было, кроме 
пропуска в какое-то спецкабэ (конструкторское бюро), 
где состоял вахтером. 

Пост}Т1ил в отделение в хохочущем состоянии. Лысенький, 
круглый весь, как колобок, нос картофелиной, 
в лучистых морщинках, с непрерывно набегающей 
пунцовой краснотой. Пикничок-циклоид, до смеха 
типичный. 

Запись дежурного: «Поступил в связи с антигражданским 
поведением, выраженным в форме неуместного 
смеха в общественном месте. Контакту не доступен, 
на вопросы не отвечает, эйфоричен, неадекватно смеется. 
Диагноз шизофрения». 

Так и сидел в приемной: смеялся, хохотал и хихикал, 
ржал, как ужаленный, пока развязывали, ржал 
дальше на всевозможные лады в отделении, продолжал 
ржать неудержимо, не возражая против лечения 
лошадиными дозами нейролептиков, которые ни на 
грамм не действовали; ржал, заражая ржачкой соседей 
по палате, санитаров, медбратьев и всех врачей, 
кроме завотделением Костоломова, которому мешал 
паралич лицевого нерва; ржал, не ржавея, и в изоляторе, 
куда пришлось поместить и где просидел эн лет 
почти безвылазно (иногда, когда другим не было места, 
его переводили в дальний угол коридора, где ржал 
еще громче); продолжал подхихикивать и во сне потихому... 
Ржал — вот, собственно, и все. 

Ну сидит и ржет, ест и ржет, спит и ржет, эка невидаль, 
смехунчик такой, хохотунчик, круглоносенький 
ржунчик. Внимания на него старались особо не обращать, 
лекарства вводили торопясь, чтобы не заразиться 
ржачкой. 

mi 


ре/О/О Uc/B/O^oe^ 

Заметили притом сразу же, что от одного лишь 
присутствия в отделении больного Оглоблина у других 
больных повышается настроение, веселеют почти 
все до неадекватности; поднимается дух, или как бы 
еще это назвать, и у врачей, стоит только мимо пройти, 
и у медбратьев, и даже у санитаров наших, хотя 
с ними особстатья... 

Вот и держали Ивана Ивановича в основном в изоляторе, 
а то мало ли что. 

Задерживал нам оборот койко-дней. Полагается и 
таких безнадежных выписывать хоть на неделю, хоть 
на денек-другой, но куда этого?.. Родных не объявлялось, 
а от самого ничего не добьешься, слова человеческого 
не произнес ни разу почти, кроме то ли «хватит 
держать», то ли «дайте доржать». 

Это произошло, когда отделение обходила инспекционная 
комиссия из горздрава. 

Перед тем Костоломов собственной персоной 
к Ивану Иванычу подошел, вернее, прокрался на цыпочках, 
что при его атлетической комплекции выглядело 
чудновато. Я тоже, как лечащий ординатор и соучастник,