Это давно поняли: застенчивость поддерживает себя именно тем, что стремится 
себя уничтожить: страх страха, скованность от боязни скованности. Но в конце 
концов она все же себя изживает: видели ли  вы  когда-нибудь застенчивого 
старика?
    Застенчивость — это первое непроизвольное проявление человеческого 
инстинкта социального одобрения. Дарвин не первый заметил, что застенчивость 
удивительным образом сочетается с гордостью. А что такое гордость? Это высокая 
самооценка, точнее, стремление к ней, но опять же только глазами других, через 
внутреннего «обобщенного другого».
    В состоянии смущения непроизвольная самооценка глазами других резко и 
неудержимо падает на самую низкую точку: «Я плох, я ужасен», — как бы говорит 
нечто внутри нас, и это немедленно тормозит, страшно сковывает. Такое состояние 
у одних может распространяться едва ли не на все ситуации, связанные с общением,
 у других — только на узкоопределенные (выступление перед аудиторией, у 
заикающихся — речь вообще).
    При плохом развитии событий у очень застенчивого человека может начаться то,
 что Кречмер назвал «сензитивным бредом отношения», состояние, при котором «я 
для других» стойко оценивается в отрицательных баллах. Это характерно для 
выраженных шизоидов. Таких людей трудно бывает убедить в хорошем к ним 
отношении, к ним нужен особый подход. Но в ранней юности такое шизоидное 
состояние, как мы уже говорили, возникает весьма часто, это, можно сказать, 
вариант нормы. Этот период совпадает с напряженным интересом к своей внешности, 
с внезапно обостряющейся проблемой прически, одежды, роста, комплекции, 
прыщиков.. За этим, конечно, стоит пробуждающийся сексуальный инстинкт с его 
естественным следствием — желанием нравиться, а в то же время это неизбежная 
стадия социального самоутверждения. От того, какие баллы преобладают    во    
внутреннем    «я    для    других» — положительные или отрицательные — зависит, 
становится ли человек кокетливым («я для других» с плюсом) или ущемленным («я 
для других» с минусом). У некоторых молодых людей дело доходит до настоящего 
бреда некрасивости, и психотерапевтическое переубеждение здесь гораздо менее 
действенно, чем хотелось бы. Здесь самое лучшее лекарство (после любви) — время.
 Да, пройдет время — и проблема внешности станет менее острой, ее вытеснит — 
уже до конца жизни — проблема ума и успеха.
    
    В этой книжке я поставил себе за правило не давать советов, но, кажется, 
для застенчивых надо сделать исключение.
    Вот первое, что необходимо: выработать более реалистический взгляд на 
общение. Стоит почаще вспоминать, что мы, как правило, преувеличиваем внимание 
окружающих к своей персоне и поведению, что каждый, как и мы, занят прежде 
всего собой. Именно поэтому и не стоит обращать на себя такое внимание. Глаз 
другого, сидящий внутри нас, не должен слишком таращиться, иначе он вообще 
перестает видеть. Если желание быть лучше делает нас хуже, то ради себя же надо 
ввести в отношение к своей персоне элемент наплевательства.
    Говоря строго, мы никогда не знаем и не можем знать с абсолютной точностью 
отношение к нам окружающих: и потому, что это отношение переменчиво и 
противоречиво, и потому, что у нас просто нет средств проследить за ним со всей 
полнотой. Здесь постоянный дефицит информации. Но то глубоко свойственной нам 
избыточной перестраховке мы делаем «накидку»; непроизвольная гипотеза о 
внимании к нам со стороны других исходит из максимума, а не из минимума. В этом 
смысле можно даже говорить о некоем нормальном уровне бреда отношения. Вот 
ситуации, когда этот уровень резко подскакивает: поскользнулся на улице и упал, 
чихнул, икнул, нечаянно рыгнул за столом и пр. и пр. Даже в одиночестве при 
какой-нибудь неловкости, падении и т. п. человек смущенно озирается, с каким-то 
нервным смешком произносит ненужные, никем не слышимые слова...
    То же самое, в еще большей степени, у выступающего перед аудиторией. У 
Чехова: молодой адвокат держит свою первую речь, страшно волнуется, заканчивает 
с полным убеждением в провале, и после речи все, казалось ему, только об этом и 
говорят... А речь, как выяснилось, была блестящей.
    В такие моменты нам кажется, что ни для кого уже ничего не существует, 
кроме нас и случившегося с нами, что мы в центре внимания всей вселенной. Здесь 
есть реальное основание: внимание действительно повышается, но, конечно, не в 
той мере, в какой это нам кажется. Если это осознать, станет намного легче.
    Далее — практика аутотренинга. Добиться, чтобы всегда, при любом общении 
дыхание было совершенно свободно и мышцы пластично расслаблены, особенно 
мускулы лица. Очень помогает постоянная легкая   улыбка.   Непринужденно,   
слегка   улыбайтесь себе — это будет улыбка и для других. Только искренне. 
Добиться этого не так трудно, надо только постоянно обращать на это внимание. 
Вживаться в улыбку. Тренировать расслабление. А эффект огромен: мучительная 
скованность сменяется ощущением свободы, легкости благодаря тому, что импульсы 
от напряженных мышц перестают «давить» на мозг и отчасти за счет переключения 
внимания. (Улыбка в этом смысле представляет собой как раз оптимальное 
состояние мимической мускулатуры.) Импульс к расслаблению надо стараться 
включить с опережением, предвосхищением, то есть не во время разговора или 
выступления, когда скованность уже возникла, а в самом начале.
    И наконец, ко всему этому стоит помнить, что застенчивость — недостаток 
самый приятный для других. Застенчивость приятна, застенчивых любят уже потому, 
что застенчивость — антипод хамства. (Правда, человек — существо столь 
многосложное, что застенчивость, как и любая черта, может сочетаться с любою 
другой. Есть и такой вариант: застенчивый хам. Это самый современный тип 
карьериста.)