Тем же знаменит был и кот русского поэта П. В. Быкова по имени Мамонт: 
говорил этот кот, естественно, по-русски. На вопрос, хочется ли ему есть, он 
обыкновенно отвечал «да-да», а на вопрос, чего же именно он желает, произносил: 
«мя-я-а-са». В минуты душевной депрессии он выговаривал: «бе-едный Ма-а-мопт», 
— и, если ему отвечали в том же тоне, мог поддерживать беседу.
    В наше время таких феноменов уже не встретишь, слишком придирчивы стали 
ученые комиссии. Зато в том, что с животными можно общаться без помощи слов, 
ученые не сомневаются.
    «Моя старая собака Тито, чья праправнучка живет сейчас в нашем доме, — 
пишет Лоренц в книге «Круг царя Соломона», — могла точно определять, кто из 
моих гостей действует мне на нервы и когда именно. Ничто не могло помешать ей 
наказать такого человека, и она неизменно проделывала это, мягко кусая его в 
ягодицу. Особой опасности всегда подвергались авторитетные пожилые джентльмены, 
которые в разговоре со мной занимали хорошо известную позицию: «Вы ведь слишком 
молоды...» Не успевал гость произнести нравоучение, как его рука с тревогой 
хваталась за то место, которое Тито пунктуально использовала для вынесения 
своего приговора. Я никогда не мог понять, как это происходит, — собака лежала 
под столом и не видела ни лиц, ни жестов гостей, сидевшил вокруг него. Как она 
узнавала, с кем именно я разговаривал и спорил?»
    Как?.. Но ведь было еще много каналов... Видела ноги. Слышала голоса. 
Дыхание... Разве мало? По интонации и движениям. По подергиваниям коленок...
     «Для передачи настроения совсем не обязательны такие грубые действия, как, 
скажем, зевота. Напротив, ее характерная черта — как раз в малозаметности 
сигналов: их очень трудно уловить даже опытному набюдателю. Загадочный аппарат 
передачи и приема подобных сигналов чрезвычайно стар, он гораздо древнее самого 
человеческого рода и, несомненно, вырождается по мере того, как 
совершенствуется наш язык».
    Мы уже много говорили о механизме непроизвольного прогнозирования. Мне 
кажется, что ключ к психологии собаки — удивительная способность к 
двигательному предвидению, я бы сказал, высокоразвитое двигательное воображение.
 Собака мысленно (не знаю, как сказать иначе) продолжает каждое ваше движение, 
в том числе и те мельчайшие, в которых вы сами себе не отдаете отчета. Она их 
видит словно под микроскопом и, наверное, не только видит, но и слышит. Легко 
понять, почему у нее развилась из рода в род такая способность: она и охотник и 
сторож. В какие-то доли секунды она должна определить, как поведет себя другое 
животное, другая собака, человек, — очень конкретно: куда побежит, что сделает 
— ударит, укусит?.. Определить стратегию, тактику... Круг рабочих гипотез, 
конечно, весьма ограничен, но ваша собака знает лучше вас, свернете ли вы 
направо или налево, пойдете по этой дороге далеко или только несколько шагов, а 
потом обратно. Отсюда и животная квазителепатия а-ля Дуров. Бульдог Дези, 
выделывавший по мысленным приказам невероятные антраша, ввел в заблуждение 
самого Бехтерева.
    Из непрерывного, предвосхищающего двигательного прогнозирования получается, 
между прочим, и типичный собачий бред отношения: полнейшая убежденность пса в 
том, что ежели вы приближаетесь к нему в момент, когда он занялся костью, 
значит, вы вознамерились отнять у него эту кость. Основания на го: во-первых, 
кость вкусная, мозговая, а во вторых, раз вы делаете одно движение, значит 
будет и следующее, в том же направлении, и приходится зарычать, а коли не 
понимаете, то и тяпнуть — если вы даже свой человек, даже хозяин. И правильно.
    
    Настоящее общение с животным есть высокоинтеллектуальный процесс, ничуть не 
менее сложный, чем общение с ребенком или взрослым человеком. Это искусство, и 
особенно хорошо оно дается именно тем людям, которые в общении с себе подобными 
далеки от успеха.
    Детские психопатологи заметили, что шизоидные и умственно отсталые дети 
нередко относятся к животным с особой любовью и пользуются взаимностью (как 
тургеневский Герасим...). Может быть, в таких случаях, когда специально 
человеческие каналы общения чем-то подавлены, заблокированы, древние механизмы 
высвобождаются.
    В современной цивилизации интеллект, по существу, отождествляется с 
развитием словесно-логическим, речевым. Но есть наверное, и внеречевой 
интеллект,    двигательный,    чувственный,    эмоциональный, — то, что может 
быть несравненно выше у какого-нибудь идиота, нежели у человека, которого 
признают по современным канонам вполне полноценным. Да, это нечто издревле 
темное, но, быть может, этому принадлежит более почетная роль в будущем.
    Охотник с собакой; всадник на лошади — вот бессловесное взаимодействие, в 
котором достигается совершенное понимание поставленной цели. Но общение с 
животным не сводимо ни к какой общей задаче. Оно, скорее, подобно музыке — не 
разыгрываемому дуэту, а совместной импровизации, в которой действия сторон 
координируются лишь частично: скорее как в танце, игра идет по 
импровизированным, переменным правилам. Это каскад взаимных непроизвольных 
прогнозов, конечный смысл, дальний расчет которых ведом одной природе.
    То же самое — у кроватки младенца месяцев от двух до семи. Если вы 
застанете его в более или менее хорошем настроении и вам удастся войти в 
контакт, не замутненный стереотипным сюсюканьем, вам будет подарена масса 
взглядов, улыбок, непередаваемых, неповторимых звуков, которые родят в вас сонм 
откликов. Определенно это вызываете вы: отойдите, и все исчезнет. Вас тянет к 
нему снова, вернитесь — и вы опять почувствуете себя в другом измерении, 
растворитесь.
    Но с бессловесным человечком случай все же особый. Здесь не простая