переносится весь запал злобы, в них он усматривает все черты подсознательно 
ненавидимого отца: и жестокость, и жадность, и высокомерие, и даже сексуальное 
соперничество.
    Жесткая стереотипность мышления. Очень часто сильная сексуальная 
неудовлетворенность, никогда открыто не проявляемая, приобретающая вид 
высокоморального ханжества.
    Авторитарная личность настолько заинтересовала социологов, что они 
разработали, помимо Ф-шкалы, специальную шкалу авторитарности, количественные 
градации. Полный букет авторитарности редок, но те или иные цветочки у довольно 
многих. Есть специальные тесты, и один из них — знаменитый «кошачье-собачий». 
Испытуемому предлагается несколько картинок. Вначале на этих картинках кошка. 
Кошка... кошка... Но на каждой картинке кошка постепенно меняется, ей придаются 
черты собаки, и так до последней, где это уже полная собака, от кошки — рожки 
да ножки. Но для авторитарной личности это все равно кошка...
    Как возникает этот тип? Что в нем от социального строя, от воспитания, что 
— от глубинных предрасполагающих свойств личности, от патологии, от генотипа?
    Сам Адорно, по психологическим убеждениям близкий к фрейдизму, видит в 
авторитарности результат пресловутого «эдипова комплекса»: ранней враждебности 
к отцу, которая потом вытесняется из сознания и переносится на других.
    Такое толкование   если    и    проясняет   что-то,   то лишь одну сторону 
дела, а скорее просто частный случай. Фашистский режим взращивает в людях 
авторитарность вовсе не обязательно через авторитет отца. Кстати, среди 
авторитарных личностей много женщин. Нет, вряд ли здесь что-то однозначное, 
наверное, и здесь внутренняя подоплека многообразна.
    Пытаюсь провести  параллели  с психопатологией.
    Довольно давно, еще до революции, Ганнушкин написал работу под названием 
«Религия, жестокость и сладострастие». В блестящем исследовании, которое 
царская цензура запретила печатать (оно было опубликовано во Франции), молодой 
психиатр доказывал, что религиозная нетерпимость, фанатизм, садизм, святошество,
 лицемерие, ханжество и половое исступление — явления одного порядка.
    Потом «симптомокомплекс» этот всплыл в описаниях так называемого 
«эпилептического характера». «С крестом в руке, с евангелием в руке, с камнем 
за пазухой...» Страшный, омерзительный облик: жестокий, вспыльчивый, коварный, 
льстивый, лживый, фанатично-религиозный. Сладострастный ханжа, лицемерный 
святоша, ревнивец, педант, животный эгоист, к тому же страшно прилипчивый, 
вязкий, патологически обстоятельный... Да, есть такие эпилептики. Тяжелые, 
очень тяжелые люди...
    И вот Ломброзо объявляет эпилептика-дегенерата «врожденным преступным 
типом». Он же (сам будучи эпилептиком) выдвигает теорию гениальности как особой,
 высшей разновидности эпилепсии: экстаз творчества как эквивалент припадка.
    Потребовалось время, чтобы трезвые клиницисты убедились и поняли, что ни 
страшный характер, ни гениальность, ни вообще какие бы то ни было психические 
особенности, кроме припадков, у эпилептика совершенно не обязательны.
    Тот, кто хочет понять, что такое эпилепсия, и убедиться, как она широка, 
должен прочесть Достоевского. Сравнить князя Мышкина, Смердякова, Ставрогина... 
Целая галерея эпилептиков предстает перед   нами   в   книгах    гениального    
психопатолога.
    Как они разнообразны, как вмещают все человеческие полярности! Наконец, 
попытаться вникнуть в облик самого Достоевского, который собой и своим 
творчеством дал грандиозную синтез-эпилепсию. Разумеется, понять Достоевского 
через одну эпилепсию нельзя, но неистовое дыхание «священной болезни» слышится 
в каждой его строчке...
    А у психиатров шли споры о том, что называть эпилепсией, что не называть. 
Одни говорили: нет эпилепсии без эпихарактера, это уже не эпилепсия, а 
псевдоэпилепсия... Другие: есть эпилепсия, и есть эпилептоиды и эпитимики без 
припадков... Но почему все же эпилептоиды и эпитимики заметно чаще имеют 
родственников эпилептиков?
    Может быть, есть все же какой-то эпирадикал, по-разному проявляющийся на 
разных уровнях поведения? Может быть, ключевое, первичное свойство — какая-то 
особая избыточность мозговой реакции, избыточность эмоций, моторики?..
    Эпитимик решителен, тверд, упрям, вспыльчив, часто насмешлив — это тоже 
один из выходов агрессивности. Это человек напряженных влечений, большой 
активности. Таких называют сверхсоциабельны-ми. Во все вмешивается, негодует, 
не может молчать. Что бы ни случилось, он ищет конкретных виновников и 
добивается наказания. Неумолимый преследователь, он живет сознанием своей 
правоты и в этом смысле оказывается антиподом типа, который психиатры описывали 
под названием психастеника — человека тревожно-мнительного, конфузливого, 
неуверенного в себе, с заниженной самооценкой, предъявляющего к себе завышенные 
требования.
    Один живет наказанием, другой самонаказанием... Удивительно, однако, что 
крайности эти в жизненном поведении могут сходиться. И эпитимик и психастеник 
часто чрезмерно вежливы — один по убеждению, что так надо и, может быть, в 
компенсацию постоянной агрессивной готовности, другой — из постоянного страха 
чем-то обидеть, оказаться в чем-нибудь невнимательным.
    Сходятся они и в педантичности и пунктуальности.
    У эпитимика пунктуальность — от твердого, уверенного знания, что нужно 
делать именно так, и никак иначе, у психастеника — от страха: как бы чего не 
вышло, как бы не сделать что-нибудь не совсем так. А когда встречаются эпитимик 
и психастеник, возникает ситуация басни «Волк и ягненок».
    Да, возможно, эпитимность и авторитарность как-то связаны. Но не однозначно.