какие-то не такие. Шизотимный полюс широк, широка и шизофрения.
    (Астеник по-гречески «стенос» — сила, буквально: слабый, лишенный силы; но 
это название часто не соответствует действительности: и физическая и 
психическая сила астеника, худощавого тонкого человека, может быть очень велика.
)
    Астеник тоже смотря какой. Есть вариант, внешне лучше всего представленный 
персонажами Боттичелли, — тип, который американцы назвали «плотоядным», — 
искрящийся, раздражительный, с быстрым индуктивным умом, энергичный, остроумный,
 повышенно эротичный, склонный к туберкулезу. Может дать внезапный буйный 
психоз, но опасность шизофренического  распада  ничтожна,   очень   сильный  
тип.
    Нет, решительно невозможно дать хотя бы приблизительное единое определение 
внешности шизотимика — настолько они разные; и все же — и все же! — их узнаешь 
обычно сразу, даже среди негров или монголов.
    Что это?
    Мне казалось одно время, что дело в крупности черт, что лица, сработанные с 
достаточной долей добротной грубости, с плотной клетчаточной подкладкой, не 
могут принадлежать шизотимикам, что их физиономические атрибуты — мелкая 
заостренность, мышиность, точечность. Астеники с крупными, закругленными 
чертами лица, казалось мне, более синтон-ны.   Но   встречались   случаи,   
опровергавшие   это.
    Нет, вся штука именно в том, что это чувствуется каждый раз индивидуально,  
  целостно,  а отдельные опорные признаки переменны. Может быть, это какие-то 
свойства кожи или сосудов, что-то гормональное, какая-то фактура облика, что ли.
 А чаще всего, наверное, все вместе. Никогда не забуду эту потрясающую 
астеничку, с тяжелейшей шизофренией, сальным, застывшим Маскообразным лицом, с 
мелкими чертами — и единственной фразой, повторявшейся монотонно девять лет 
кряду: «...Избегнуть мешать тайным системам»...
    Да, тут работают, конечно, и статика, и динамика.
    Мимика глубоких шизоидов либо бедна, либо преувеличена до гримас (у 
циклоида она всегда гармонична и адекватна). У некоторых преобладает какое-то 
одно постоянное выражение, например сардоническая улыбка; поражает порой 
несоответствие между подвижностью одной части лица, например лба или рта, и 
неподвижностью других.
    Речь — невнятно бормочущая, тихая и монотонная или деревянно-громкая, типа 
«книжного чтения»; иногда вдруг резко меняется регистр, делаются странные паузы 
и ударения. Молчание — в момент, когда ожидается слово, слово — когда кажется, 
что его не будет.
    Позы однообразны, меняются редко, но резко. Походка — скованная, неуклюжая, 
со слабым участием рук и туловища, или окрыленно-нервозная, стремительная, 
остро-четкая, с наклоном, с вывертом; особенно причудлив бег. Естественной 
закругленности, обобщенной целесообразности синтонного пикника нет и в помине. 
И это при том, что шизоиды, особенно астенического телосложения, превосходят 
всех на свете пикников своей ручною умелостью. Мелкие, точные движения им 
удаются явно лучше. Среди них попадаются настоящие виртуозы тонкой работы — в 
научном ли эксперименте, в технике, в живописи или в игре на инструменте. А вот 
певцов и эстрадников мало, можно сказать, нет.
    Почерк, по Жислину, у шизоидов либо чрезвычайно отчетливый и аккуратный, с 
раздельными буквами, либо причудливый и неправильный, неуверенно-детский, 
словно прижимающийся к бумаге, либо, наконец, «окаменелый». Очень часты 
зубчатые, острые линии. Шизоидный почерк был у Лермонтова, Ницше, Шумана, 
Скрябина, Аракчеева, Суворова — диапазон, как видим, более чем широк.
    При умеренной шизотимности ( а иногда и при шизофрении) все это может быть 
выражено слабо или совсем отсутствовать. Основное и здесь проявляется в личном 
общении. Незнакомый или малознакомый человек, а в ярких случаях и знакомый и 
самый близкий (примем, что сам он средний, в средней ситуации) никогда не 
чувствует себя с шизотимиком так просто и непринужденно, как с циклотимиком. 
Ощущаются дистанция, напряженность, синтонности нет, хотя с обеих сторон могут 
прилагаться самые искренние усилия.
    Ожидание неожиданного?.. Шизоид может быть даже чрезмерно общительным, и, 
однако, чего-то в этой общительности недостает. Или что-то лишнее? Когда он 
старается преодолеть свою замкнутость, у него получается замкнутость наизнанку, 
тяжкое самораздевание, способное лишь расширить незримый круг одиночества. 
«Обычный человек чувствует вместе с циклотимиком и против шизотимика».
    
    ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
    
    (Письмо в книге)
    Здесь взор мой обращается к тебе, и ты, если прочел предыдущее, уже должен 
был это почувствовать. Вот мы и встретились.
    Перо запнулось. О тебе мне труднее писать, чем о твоем антиподе: он проще, 
но ты неожиданнее. «Астеник и неврастеник» — теперь ты узнал себя окончательно: 
когда-то ты сам, со своей загадочной усмешкой, рассказал мне об этой дефиниции 
врача из военкомата. А я, по-моему, уже говорил тебе как-то, что ты 
классический, 'красивый, честный (ты любишь это слово, ты сказал однажды, что 
витамины — одна из немногих честных вещей в медицине)   шизоид.
    Ну и?..
    Видишь ли, тут две стороны дела: тобой я доказываю необходимость 
шизоидности, а шизоидностью — тебе — необходимость тебя же, необходимость, в 
которой ты никогда не переставал сомневаться.