все остальные? Это ведь ещё не известно.
    – Но на основании прошлого опыта…
    – Опыт – большой прогнозист, но еще больший гипнотизер. Не вы ли писали, 
что мы живем под гипнозом реальности?
    – Я, кажется…
    – Но не полной реальности, заметили вы. Часть посуды побита – надо ли 
верить, что непременно побьется и вся остальная?.. Часть родившихся умерла, 
остальные живут. Смерть относится только к прошлому. Почему мы должны думать, 
что как было раньше, так будет и дальше?..
    – Так думать мы не должны. Солнце тоже не должно восходить. И умирать мы не 
должны, а приходится.
    – Что ж, что ПОКА приходится?.. До времени космических полетов все предметы,
 отрывавшиеся от земли, падали обратно лишь потому, что не было средств вывести 
их за пределы земного тяготения. Когда я увидел на экране состояние невесомости 
в космическом корабле, сразу ёкнуло: это ведь прообраз бессмертия, его 
физическая метафора!.. Неужели вы не верите, что бессмертие неизбежно?
    – Насчет тела от надежд воздерживаюсь, зато вера в бессмертие души для меня 
уже не вера, а знание…
    Бессмертен, следовательно, существую?..
    – Вот как?.. В таком случае предъявите свои аргументы вы. В свое время вас 
жучили за идеализм, за ненаучный подход к психологии…
    – Касательно психологии – сиречь душеведения – у меня была давняя шутка, 
что это наука, изучающая небытие своего предмета. На самом же деле я был и 
остаюсь приверженцем самого строгого научного подхода ко всему на свете, и к 
душе в первый черед.
    Наука есть гигиена веры – честность ума перед собою самим. Знание, знающее 
о своем незнании. Искусство предполагать.
    О жизни души вне тела можно только догадываться. Но сама суть, логика 
вопроса такова, что, отрицая эту возможность, мы отрицаем и душу. Если души нет,
 а есть только смертный мозг, работа которого называется психикой (психэ – 
погречески душа), то в чем отличие психотерапевта от автомеханика?..
    Если я не допускаю и мысли о возможности некоей жизни после исчезновения 
тела – мне просто нечем и незачем помогать людям, которые потеряли близких или 
сами страшатся смерти.
    А факты бессмертия души у меня есть. Личные факты.
    У врат Всебытия: встреча с Вангой
    В начале восьмидесятых я выезжал в Болгарию, консультировал там. У друга 
моего пациента по счастливой случайности оказалась возможность свозить меня к 
великой ясновидице, прозорливице Ванге – обычно к ней в очереди годами стояли…
    Приехали в маленький приграничный городок Петрич, где Ванга жила и 
принимала народ.
    Спутник предупредил меня, что накануне встречи, ложась спать, следует 
положить под подушку два куска сахара. Я не стал спрашивать зачем – уже знал: 
обычные деревенские знахари часто требуют от своих прихожан то же самое – сахар 
за ночь будто бы впитывает содержание души…
    Это внушило мне некоторый скепсис, но все же на сахаре добросовестно 
выспался.
    Решил Вангу не спрашивать ни о чем, пойти просто пообщаться, поговорить, а 
там уж как выйдет…
    Утром, отправляясь на встречу, завернул кусочки сахара в бумажку, бросил в 
карман, а вдобавок прихватил большущий букет цветов, который мне накануне 
вечером вручили на встрече с местными учителями; букет этот тоже провел ночь у 
моего изголовья…
    И вот мы у Ванги, в маленьком деревянном домике, в тесной комнатке, где 
ничего нет, кроме диванчика, нескольких стульев и большой мусорной корзины.
    Передо мною невзрачная крошечная старушка с незапоминающимся лицом. Голова 
повязана платочком. На глазах бельма. Смотрит, как свойственно слепым, кудато 
чуть в сторону… Держится очень прямо, откинуто. Движения непредсказуемы, резки 
– видно, повинуются какимто внутренним импульсам…
    И девически молодой, высокий, певучий голос, звучащий будто не из этого 
сухонького тельца, а откудато сверху, с ближайшего неба…
    Сразу я вдруг ощущаю необычайную легкость и удивительное спокойствие.
    Будто всю жизнь тут нахожусь, и будто у меня нету тела – о его наличии 
напоминал лишь озноб с «мурашками» между лопатками…
    Я положил Ванге на колени свой сахар вместе с букетом цветов. Сахар она с 
пренебрежением отбросила, а букет стала молча ощупывать…
    Наконец внятно говорит (поболгарски, была рядом переводчица, но и так 
понятно):
    – Вижу Елену… Вижу Марию… Кто это?.. И сама же отвечает:
    – Это мать твоя… И бабушка… Твои ушедшие родные женщины пришли с тобой 
через эти цветы…
    Мою маму звали Еленой, а бабушку – Марией. Знать этого Ванга не могла 
ниоткуда, кроме…
    В следующие минуты мне стало ясно, что она общается с душой мамы, с живой 
душой – и сейчас, и на протяжении всего времени ее жизни:
    – Твоя мама родилась не в России… Слышу… Слышу французскую речь…
    Мама родилась в Бельгии, в Антверпене, в детстве слышала вокруг себя 
фламандский и французский говор, бабушка и дедушка говорили пофранцузски… И 
этого Ванга знать не могла никак, да и я сам не вспоминал бог весть как давно, 
успел почти позабыть…