тепловик угрюмо и решительно закрывает, законопачивается, как барсук. Свежевик 
проделывает малюсенькую дырочку — «У?» — подышать? — тепловик замечает, 
нечленораздельно мычит свое «Э» и затыкает плотнее. В автобусах, поездах, залах 
ожидания, кинотеатрах, читальнях — везде и всюду диктатура тепловиков. 
«Закройте, дует...» И закрывают. Даже никого не спросив — закрывают, с яростным 
кипением правоты. И свежевик понуро отступает, смиряется. И приходится ему 
дышать тем, что один мудрый доктор прошлых времен назвал (вы уж меня простите 
за точность цитирования) газообразным калом других людей. Да и своим тоже, что 
уж теперь поделаешь.
      Но почему, собственно, свежевики обязаны подчиняться? Что у них — права 
не такие или законом отдано предпочтение тепловикам? Или потому только, что в 
меньшинстве?.. А ведь вовсе и не всегда в меньшинстве. Но даже в летнюю теплынь 
на любой вагон непременно найдется дяденька или тетенька, производящие 
деспотическую закупорку. «Ребенок простудится...»
      Да что за бред! Кто это сказал, что дети простужаются от свежего ветерка, 
а не от перегрева, дурной пищи, отсутствия нормального воздуха и закалки? Кто 
это постановил, что терпеть зловонную духоту легче и безопаснее, чем терпеть — 
и не терпеть, а просто принять — не холод даже, а некоторую прохладу, некоторое 
дуновение свежести?..
      Дело, думаю, еще в том, что изменение качества воздуха не так быстро и не 
так явственно ощущается, как изменение температуры. Кожные температурные 
рецепторы поверхностны и оперативны по действию, а рецепторы свежести воздуха...
 Вот в чем беда. Их в общем-то почти и нет, этих рецепторов. Мы их не 
выработали, не успели. Ведь в те дальние времена, когда развивалась наша 
чувствительность, качество воздуха под вопросом еще не стояло: менялись 
температура, влажность, давление, что-то еще, но постоянная свежесть воздуха 
была гарантирована, нужных ионов и кислорода хватало с избытком. В борьбе за 
сытость и безопасность мы научились различать в воздухе малейшие 
физико-химические примеси — запахи, но запах самого воздуха, его физико-химию 
мы не чувствуем, ибо он принимается организмом за неизменный фон, за постоянную 
величину. Вот почему рецептором свежести воздуха может служить только наше 
собственное самочувствие — состояние наших клеток и органов, крови и мозга. Мы 
успеваем порядочно отравиться, а еще не отдаем себе отчета, что же, собственно, 
происходит. Да и как отдать себе этот отчет, если как раз сами механизмы 
самоотчета, тончайшие мозговые структуры, отравляются в первую очередь?
      Обращали ли вы внимание, как быстро и чудодейственно преображаются 
горожане на свежем воздухе? Умиротворяются, добреют, отчасти даже мудреют... А 
знаете ли, что от дурного воздуха можно впасть в слабоумие?
      Предупреждаю вас, читатель, что
     
     ОТ ХРОНИЧЕСКОГО НЕДОСТАТКА СВЕЖЕГО ВОЗДУХА
     
      снижаются потенция мужчины и интеллект женщины, не говоря уже о красоте;
      происходит множество супружеских и иных конфликтов, которых могло бы и не 
быть;
      возникает большинство детских болезней, и прежде всего так называемых 
простуд;
      дети делаются нервными, капризными и неуправляемыми, не желают учиться и 
не усваивают уроков; не ждите здоровья, ни физического, ни психического, у 
ребенка, зачатого, выношенного и воспитанного в духоте;
      взрослые становятся раздражительными и мрачными, теряют память и 
соображение, лысеют, страдают бессонницей, перестают отличать существенное от 
несущественного, утрачивают ориентиры внутренних ценностей;
      молодые люди хиреют, впадают в меланхолию и теряют волю к жизни, люди 
среднего возраста быстро делаются пожилыми, а пожилые стареют и преждевременно 
умирают.
      Заявляю всерьез: лишать человека свежего воздуха — значит казнить его 
одной из коварнейших казней, значит попросту душить духотой. Медленно, но тем 
вернее.
      Теперь объясню, почему я, человек достаточно общительный, не люблю 
всевозможных сборищ в закрытых помещениях, каких бы то ни было. Потому, что там 
душно. И не верю я, заранее не верю ни в какую пользу от общения в духоте, 
соберись за столом хоть созвездие супергениев. Не произведете вы хороших идей 
задушенными мозгами, будьте спокойны.
      Увы, я далек от наивной мысли, будто все вышесказанное сможет хоть на 
микрон сдвинуть мозги заскорузлого тепловика: он прочтет, ничего не поймет, 
пробурчит: «Э-э-э» и закроет форточку.
      Я обращаюсь к вам, братья по разуму. Не дадим себя задушить. Осознаем, 
наконец, непреложность своих прав и святость обязанностей. Право на свежий 
воздух священно, как право на жизнь. Тепловики, сытники и безопасники будут 
обвинять нас в злостном стремлении переохладить их драгоценные личности, 
простудить детей, заразить воспалением легких и прочая, будут рычать, скулить и 
стонать. Будем же и тверды, и гибки. Рычащим — не уступать, скулящих — 
подбадривать, а уступать только стонущим, действительно зябнущим, с плохими 
сосудами и нарушенным тепло балансом. Не окно, так хоть полокна, не форточка, 
но полфорточки. И не ограничиваться борьбой за свежий воздух в замкнутых 
помещениях, проведем наступление на всех загрязнителей атмосферы, 
производителей духоты и зловония.
      И давайте же сами вовсю пользоваться свежим воздухом, покуда он, 
какой-никакой, еще есть на нашей планете. Ведь открытые форточки или даже