|
спокойного сна, во время сновидений снова сменяющийся быстрыми ритмами. Здесь
острый, стремительный бета-ритм внимания и напряженной активности. Он
появляется в ответ на неожиданные раздражения. Временами в височных отведениях
появляется неуравновешенный тэта-ритм «заботы». (Он возник у Эйнштейна
на фоне безмятежного альфа в момент, когда он,- лежа на кушетке в шлеме из
электродов, внезапно понял, что сделал ошибку в расчетах.) Этот же ритм часто
обнаруживают у детей.
У больных, страдающих судорожными припадками, можно увидеть мелкие острые
волны над очагом поражения мозга и громадные электрические вспышки во время
припадков. Над зонами опухоли биотоки становятся траурно-медленными или зловеще
молчат... Какие-то тонкие, едва уловимые отличия замечаются у больных с
психозами и неврозами, но как раз у этих больных все ритмы мозга часто
оказываются особенно нормальными, слишком нормальными...
Каждая точка мозга по-своему откликается на поступление сигнала извне,
иногда сама, без видимого толчка, начинает взволнованно обращаться к своим
соседям, побуждая их к деятельности. Стоит дать любой незначительный
раздражитель, какой-нибудь щелчок метронома, как это событие начинают шумно
обсуждать сверху донизу все этажи мозга — либо разом, либо в порядке очереди,
либо по кругу. И долго не затихает этот странный, как будто бы совсем
беспорядочный обмен мнениями...
Кто-то очень верно сравнил электроэнцефалограмму с бурлением стадиона во
время футбольных матчей: совокупный «рев» добрых 15 миллиардов нейронов,
помещающихся под черепной крышкой. Когда забит гол или стукнули мимо ворот,
ясно, но поди разберись, что кричит каждый болельщик и кто за кого болеет!
А ведь «болельщики», находящиеся в мозгу, заняты самыми разными делами и
связаны между собой самыми тесными узами!
ГЛАВА 2
ВОЙНА МОЛЕКУЛ
СИНИЕ МЫШИ БОЖЕСТВЕННЫЙ КАКТУС
КАЖДОМУ СВОЕ ПОДВОХ
ДЖИНН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ
ОДИН ИЗ ЗАХОДОВ ЭКЗОТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ
ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ ПРО КУРИЦУ, ЯЙЦО И ТИПИЧНЫЕ ВОЛОСЫ
ВРЕМЯ НЕ ЖДУТ ПО ДВИЖУЩИМСЯ МИШЕНЯМ
ГИМН СУХОМУ ВИНУ ЛЕКАРСТВО ОТ ГЛУПОСТИ
СИНИЕ МЫШИ •
В больницу имени Кащенко, в острое отделение, где я работал после института
врачом-ординатором, привезли подростка. Он не сопротивлялся, когда его
переодевали, но все время опасливо озирался по сторонам, скользил взглядом по
полу. По односложным ответам можно было догадаться, что он не вполне понимает,
куда попал. Пульс бился часто... Перепуганная мать, вся в слезах, толком
рассказать ничего не может. С трудом удалось понять: был мальчик совершенно
здоровый и вдруг вечером пришел взбудораженный, странный. Ночью смеялся, бегал
по комнате, ловил каких-то мышей, спрашивал, почему они синие...
— Что ты видишь, Коля?
Смущенная, обеспокоенная улыбка, молчание... Полный страха и интереса
взгляд в сторону, за кровать, провожает кого-то крадущегося...
— Кто там? Молчит.
В наблюдательную палату. В постель.
Вздрагивает, озирается, пытается кого-то прихлопнуть на одеяле, заглядывает
под кровать... Наконец натягивает одеяло на голову и засыпает.
Утром.
— Доктор, можно вас спросить: когда вы меня выпишите отсюда?
Абсолютно нормальное поведение. Лишь некоторая подавленность.
Я в растерянности. Не похоже на шизофрению. Зрительные галлюцинации бывают
при алкоголизме, при «белой горячке». Но об этом тоже, конечно, не может быть
речи.
— Расскажи-ка все-таки, что ты видел, Коля?
— Да ничего особенного... Дома были мыши. Синие мыши.
— А здесь?
— А здесь кошки. Красные. Кузнечики фиолетовые. Тараканы.
— А тараканы какие?
— Черные, обыкновенные.
— А теперь?
— Теперь нет.
Коля не словоохотлив. Ничего не понятно.
Без Константина Максимыча не обойтись.
Два удивительных свойства: первое — с каждым больным говорит так, как будто
он, Константин Макси-мыч, его давно знает, а у больного, как я замечал,
возникает ответное чувство, словно он тоже давно знает его, Константина
Максимыча; второе — за три-четыре минуты беседы полное впечатление, что
разговор продолжался не один час, больной удовлетворен, он уже почувствовал,
что Константин Максимыч здесь для него. Это искусство.
|
|