"разряд оргазмы, происходившие на земле только за одни сутки доинтегрального 
периода, получился бы импульс сверхмозга, работающего в Ю^4 измерений...
    Бессмысленность полового плена становилась все более явной; половая любовь 
уже почти отделилась от деторождения. Экстаз сладострастия, прослужив миллионы 
лет продлению рода, из средства стал целью; было даже такое выражение: «человек 
— побочный продукт любви».
    Двойственность половых табу. Люди стыдились и боялись того, что давало им 
жизнь. Запрет, с детства внедрявшийся в подсознание, приводил к гадливости в 
смешении с похотливым любопытством. Между полом и чувствами вклинилась 
перегородка: по одну сторону ее оказалось ханжество, по другую похабщина, 
порнография, скабрезности, мат — явления, совершенно непонятные для нас, 
постигаемые, как ревность и ложь, лишь археомедитациями. Примитивный протест 
против сексуальных запретов был единственным смыслом однообразных надписей, 
испещрявших некоторые общественные места (эти надписи археологи находят еще и 
сейчас, определяя по ним психологические слои сперматозойской эры). Принижая 
Таинство, мстили его недоступности.
    Относительность половых запретов, однако, все более или менее чувствовали. 
Беременные и роженицы в большинстве своем, подобно тяжело больным, никого не 
стеснялись: пророческая интуиция выключала их из сферы условностей. Кормящие 
матери лишь демонстрировали некоторую стыдливость. Почти полная обнаженность на 
пляже никого не шокировала, появление в том же виде в другом месте вызывало 
скандал. В бане лица одного пола не стеснялись друг друга и не обращали особого 
внимания на наготу (в некоторых странах существовали и смешанные бани, где 
также было спокойно), но публичное обнажение даже в спортивном клубе было актом 
сумасшествия. Логическая нелепость этого, была, казалось, очевидна, но люди не 
руководствовались логикой, они действовали по инерции.
    Одни бросали вызов приличиям, другие приспосабливали приличия к похоти. На 
Западе получил распространение так называемый стриптиз (нечто вроде ритуального 
убийства табу), в некоторых кинофильмах демонстрировались половые акты; но 
уничтожить половые запреты и стыд было уже невозможно, как невозможно из 
двуногого сделать снова четвероногое.
    Никогда не было беспорядочного полового общения, испокон веков существовала 
избирательность. Только животные, живущие в неволе, не совершали выбора, как и 
люди. Вся история пола — борьба между «да» для всех и «нет» для всех, кроме 
Единственного.
    Стыд и собственность. Самое ревнивое в мире животное, человек очень рано 
направил усилия на борьбу с соперничеством. Одежду изобрели ревнивцы: она была 
средством сексуальной нивелировки; она же и породила стыд, и усилила половое 
влечение (в XX веке в этом убедились нудисты, неожиданно для себя ставшие 
самыми целомудренными людьми планеты).
    Так называемый брак был в первую очередь средством узаконения сексуальной 
собственности («Не пожелай жены ближнего») и ограничения полового общения («Не 
прелюбодействуй»), во вторую — экономическим мероприятием и лишь в третью — 
лабораторией детопроизводства. Муки брака и внебрачной любви поставляли 
материал для литературы, которая в отношении секса все более превращалась во 
что-то вроде замочной скважины...
    Так называемая сексуальная революция. Верность в браке с обеих сторон стала 
музейной редкостью, а добрачная невинность — из правила исключением 
Противозачаточные средства уничтожили проблему «побочных продуктов» Молоденькие 
мальчики и девочки все чаще со спокойной деловитостью предавались утехам, от 
которых пуритански мыслившим родителям делалось плохо Изысканнейшие романы века 
посвящались половым аномалиям — игра, как и раньше, велась на конфликтах 
стереотипов с «веяниями эпохи» Распространялась инструктивная литература, в 
которой мужчин и женщин учили, как обслуживать друг друга для достижения 
организованного оргазма Все эго вместе обозначалось термином «сексуальная 
революция» Но о чем могла идти речь, если средний лондонец или москвич 
разбирался в себе не сильнее, чем средний вавилонянин, а практически — много 
хуже, чем его голый пещерный предок?
    Только единицам удавалось уберечь Таинство от аннигиляции в одномсрии Это 
были первые ноты бессмертия
    Если бы я был компьютером
    Этот случай, происшедший в одной из западных стран, известен уже, кажется, 
всему миру Двое благополучно развелись и, независимо друг от друга, обратились 
к электронной свахе с просьбой указать наиболее подходящую кандидатуру для 
нового брака Каждый предоставил машине исчерпывающую информацию о своей персоне 
Из многих сотен претендентов компьютер снова подобрал им друг дружку
    «А что было бы, если бы они знали о своей роковой совместимости раньше?» — 
спросил я опытного человека «Раньше бы и развелись», — был ответ
    Любезнейший Панург, вопрошая Пантагрюэля и компанию о своих матримониальных 
перспективах, напрасно терял время «Сомневаешься — не женись» Не сосчитать пар, 
искалеченных благожелательными советами Предсказывать личные судьбы, по моему 
убеждению, не должен никто, как бы об этом ни просили Всякое предсказание 
содержит в себе внушение А любовь не предсказывается и не программируется, 
любовь жива только верой в свою исключительность, в чудесное отклонение ото 
всех и всяческих «объективных законов», эта вера и есть любовь, сама творящая 
свой закон Любовь — сама для себя предсказание
    Любящим  нужно  не  поучение,  а   благословение Только разум, признающий 
превосходство любви, имеет право на совещательный голос, в этом случае он и 
обязан высказаться начистоту
    Пришли двое.