|
характер у жены очень определенный, как почти у всех жен, — стабильная
данность, с годами раскрывающаяся и крепнущая;
образцовая хозяйка, заботливая супруга и мать, толковый специалист; живет,
как всякая трудовая женщина, в спешке и напряжении, удивительно, как все
успевает;
любовь, жалость и забота о мире в доме требуют с его стороны постоянного
услужения, помощи и сознательных уступок, складывающихся в бессознательную
подчиненность; тем более, что
жена и впрямь чувствует себя старшей по отношению к нему, не по возрасту, а
по роли, можно даже сказать — по полу; да,
старший пол, младший пол — далеко не новость и не какая-то особенность их
отношений: старшими чувствуют себя ныне почти все девочки по отношению к
мальчикам-однолеткам, уже с детского сада, а в замужестве устанавливается
негласный матриархат или война; за редкими исключениями
женщина в семье не склонна к демократии; разница от случая к случаю только
в жесткости или мягкости, а у К. случай мягкий, исключающий бунт;
как почти всех современных мужей, справедливо лишенных патриархальной
власти, быть Младшим в супружестве его понуждает уже одна лишь естественная
убежденность жены, что гнездо, домашний очаг — ее исконная территория, где она
должна быть владычицей;
с этой внушающей силой бороться немыслимо, будь ты хоть Наполеоном; тем
более что и
мать внушает ему бытность Ребенком, Который Все Равно Остается Ее Ребенком;
сопротивляться этому и вовсе нельзя, потому что ведь так и есть, и для
матери это жизнь, как же ей не позволить учить сына, заодно и невестку...
Я перебивал, рассказывал о своем. Как обычно: одного видишь, а сотни
вспоминаешь — не по отдельности, но как колоски некоего поля... К. умолкал,
жевал, улыбался; снова повествовал о том, как
мать и жена постоянно соперничают за власть над ним и посреди их маневров
он не находит способа совмещать в одном лице Сына и Мужа так, чтобы не
оказывалась предаваемой то одна сторона, то другая;
на работе он от этого отдыхает — хотя и там хватает междоусобиц, они иные,
и он, не кто-нибудь, а начальник цеха, умеет и командовать, и быть дипломатом,
и бороться, и ладить; но тем тяжелее,
возвращаясь домой, перевоплощаться из Старшего, Который За Многое Отвечает,
в Младшего, Который Должен Находить Способы Быть Старшим; от этих перепадов
накапливается разъедающая злость на себя, и особенно потому, что
быть одновременно Младшим с женой и матерью и, как требуется, Старшим с
детьми — дохлый номер, дети не слепы, неавторитетный папа для них не авторитет;
не отцовство выходит, а какое-то придаточное предложение; тем приятнее
с любовницей, которая намного моложе, жить в образе опытного покровителя,
Сильного Мужчины;
секс в этих отношениях играет, понятно, не последнюю скрипку, машина и
сберкнижка тоже кое-что значат, поэтому приходится иногда пускаться на
подработки;
любовница необходима ему и затем, чтобы вносить в жизнь столь недостающий
бывшему мальчику, Потомку Воинов и Охотников, момент тайны и авантюры, а также
чтобы контрастом освещать достоинства супруги и прелесть дома;
и это не исключительное, а заурядное, знакомое и женщинам положение, когда
связь на стороне усиливает привязанность к своему; но тем тяжелее,
возвращаясь домой, смотреть в глаза, обнимать, произносить имя — не лгать,
нет, всего лишь забывать одну правду и вспоминать другую...
Они думали, что это их не постигнет.
Были гармоничны по статям и темпераментам, оба сведущи и щедры. Но, еще
свежие и сильные, все чаще обнаруживали, что не жаждут друг друга. Они знали на
чужом опыте, что все когда-то исчерпывается; все, о чем могут поведать объятия
и прикосновения, все эти ритмы и мелодии скороли, медленно ли выучиваются
наизусть, приедаются и в гениальнейшем исполнении, — знали, что так, но когда
началось у них... Какие еще открытия? И зачем?..
Наступает время, когда любовь покидает ложе, а желание еще мечется. Две
души и два тела — уже не квартет единства, а распадающиеся дуэты. И тогда
выбор: вверх или вниз. Либо к новому целомудрию, либо к старой привычке...
Далее ширпотреб — измена, но иная верность хуже измены. Признание в утрате
желания казалось им равносильным признанию в смерти. И они молчали и замерзали,
они желали желания...
Он верил, что все наладится, — только прояснить что-то, из чего-то
вырваться, к чему-то пробиться... То порывал с любовницами (до этой были еще),
то ссорился на ровном месте с женой (обычно как раз в периоды таких стоических
расставаний); то отчуждался от матери и на это время обретал особую решимость
заниматься детьми, рьяно воспитывал — но сближение и здесь вело к положению,
когда не о чем говорить. Уходил с головой в работу, отличался, перевыполнял
планы, изобретал, изматывался до отупения — брался за здоровье и спорт; но
здоровье усиливало томление духа, и кончалось чаще всего новым романом. «Люби
природу и развивай личность», — внушали разумные. Ходил в горы, рыбачил,
занимался фотоохотой, кончил курсы английского, выучился на гитаре, собрал
библиотеку, которую не прочесть до конца жизни. Учился не стервенеть,
погружаясь в ремонты, покупки, обмены. В машине ковырялся с удовольствием, стал
недурным автомехаником, пытался приохотить и сына. Помогал многим, устраивал,
пробивал, возил, доставал, выручал, утешал, наставлял на путь... После
скоропостижной смерти друга попытался запить. Не вышло. Ни алкоголь, ни прочие
|
|