Здравствуй, мой Одиночка! Где бродишь понуро, в какой уголок забился? Во 
что вцепился опять отчаянно, со своей, как всегда, «последней» надеждой?..
    Сколько уж лет тебе я пишу — и что же? Так до сих пор и не вылез из своей 
скорлупы и, кажется, не собираешься. А ведь она тебя давит.
    Милый мой нелюдим, заранее знаю, чем начнешь ты заниматься, едва прочитав 
эту книгу и даже не дочитав, — знаю! Все тем же: своей драгоценной личностью. 
Ну что, угадал?.. Шаришь по себе вдоль и поперек уже который год, облазил и 
обозрел все щелки и закоулки — и все не можешь остановиться. Хватит же наконец! 
Иди к людям!
    Да-да, твой жестокий доктор гонит тебя на заклание. Он бы не делал этого, 
если бы не был уверен, что одиночество тебе лжет. Нет на свете ничего более 
ценного, чем одиночество. Но своего одиночества ты не ценишь, не понимаешь, не 
любишь, потому и боишься общения. Необщителен в Одиночестве — одинок в Общении.
    ...Слышу, слышу: «С чем мне идти к людям? Я слаб, беден, некрасив, смешон, 
я не умею говорить, не умею смеяться, я неинтересен, неестествен, я не могу, не 
гожусь, я-я-я-я...».
    Так!.. Допустим, ты прав. Но тогда ответь, пожалуйста: раз ты такое 
ничтожество, каким себя объявляешь, какова причина так быть собой занятым? 
Зачем эдакой козявке уделять столько внимания?..
    Вот и поймал тебя. Брось свои причитания. В глубине души ты оцениваешь себя 
очень недурно. Но боишься в этом признаться. А почему? Потому что не веришь, 
что так же незаурядно тебя могут оценить и другие. Тебе нужны подтверждения, но 
ты не веришь, что способен их получить.
    В мутном зеркале видишь ты не себя, а чей-то недобрый чужой глаз. 
Оцениваешь себя глазами тех, о ком представления не имеешь. Опыт общения твоего 
так ничтожен — почти никакого, ведь ты столько лет держишь себя в изоляции.
    —  Кому и зачем я нужен?.. Что могу дать?.. Только повод для разочарований, 
насмешек...
    Опять за свое! Как можешь ты судить о себе, не познав себя в действии?.. И 
в том ли главное, кто и что кому дает?
    ...Ах вот как. Кое-что ты узнал. Ты пострадал, обжегся. Тебя обижали, 
унижали, тебя били.
    Верю, верю, сам это испытал. Но неужели не пришло еще в твою 
многострадальную голову, что тебя обижали люди, которых людьми можно назвать 
только-авансом? Неужели не подозревал, что живешь в зоопарке?
    —  Нет! Не все они такие! Не все! Убедился: есть и добрые, и прекрасные. На 
сто голов выше меня! И вот как раз с ними тяжелее всего. Весь напрягаюсь, 
парализуюсь, утрачиваю последние крохи своих жалких мозгишек...
    Ты противоречишь себе на каждом шагу. Есть, ты признаешь, люди хорошие, 
добрые, понимающие. Так что же ты им не веришь? И почему тебя интересует лишь 
то, как они К ТЕБЕ отнесутся, а не они сами?
    Скажу больше. Бессознательно и ты это чувствуешь. Да, у каждого есть 
изнанка. Люди хорошие знаешь ли из кого происходят? Не из ангелов. Мой любимый 
друг, с которым мы с детства неразлучны и знаем друг дружку, как облупленных, 
этот неукротимый добряк, во времена оны, когда я был беспомощен, выступал в 
роли первого моего травителя. А потом стало доставаться ему, и не в последний 
черед от меня. Пожил в моей шкуре. До сих пор, вспоминая, смеемся. Тоже были 
аборигенами зоопарка, что из того?..
    Если не веришь себе, поверь мне. Поступай по принципу «пятьдесят», 
выведенному из наблюдения, что из пятидесяти попыток сделать безнадежное дело, 
одна обязательно удастся. При условии, что попытки разнообразны!..
    
    ВЫШЛО (Голубиная притча)
    
    Все жирели и наглели, а ему доставались остатки или ничего вовсе. Уже 
начали перья хохлиться и сохнуть, почти засыпал.
    Однажды на Пенсионерской Площади насыпано было много, стая клевала бешено, 
а он маялся, как всегда, в сторонке.
    Вдруг: пах! — пах! — пухх!.. Взлетели все разом. Это с ветки ворона 
бросилась.
    Пока опомнились, успел что-то клюнуть.
    Решил: в следующий раз по-вороньему налечу. По-вороньему!
    Вышло! Упал с крыши в клюющую толкотню — как сдунуло всех.
    Теперь он в стае самый толстый и самый главный.
    А там, в сторонке, — еще какой-то нахохлившийся экземпляр... Гнать его! 
Гнать в три шеи!
    «Два нуля»
    В. А!
    Это письмо я пишу вам уже год — мысленно...
    Мне 35 лет, образование высшее, замужем. Муж неплохой, двое детей. 
Материально обеспечены (квартира, обстановка, машина). Полный комплект бабушек, 
дедушек, теть и дядь. При таких обстоятельствах почти любая женщина средних 
способностей и средней внешности, как я, была бы довольна жизнью...
    Перейду к сути проблемы. Поверьте, это не преувеличение и не настроение 
минуты. Говорю трезво и почти спокойно: меня никто, нигде, никогда не любил, не 
уважал и вообще не принимал во внимание. С раннего детства дома имела как будто 
бы все необходимое: и воспитание, и заботу, но в то же время была где-то на 
отшибе. А в школе травили и изводили. Была очкариком по прозвищу «два нуля», 
нескладной, медлительной. (Потом выправилась). Никогда не выбирали ни на какие 
должности, кроме редактора классной стенгазеты. Со мной не здороваются бывшие