К выдуманному герою романа, к существу сказочному или аллегорическому, 
требование наше всегда одно и неукоснительное: чтобы его можно было себе 
представить, поверить — что где-то есть такой, что вот мог бы быть...
Чтобы живым был хоть малюсенькой черточкой, за которую с пьяной радостью 
зацепится благодарное воображение...

Г/1/15/1 4. ЕЩЕ ОДНА БЕСКОНЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
333
Джоконда являет нам исполнение этого требования в сверхчеловеческой полноте. 
Она живее оригинала, живее всех своих созерцателей и живее автора, своего 
тайного близнеца.
Она перескочила в другое измерение.
В страстной этой тяге — поверить искусству — сталкиваются в нас жажда жизни и 
ее неприятие. Мы не хотим быть только собой, мы жаждем узнавания через 
неузнаваемость. Мы желаем стать своими ненаписанными портретами.
О простом человеке и его сложности
Так называемый простой народ не был простым никогда, был только глупый миф о 
его простоте.
Не было никогда человека, не загруженного историей и не искривленного 
современностью. Были охотники, земледельцы, ремесленники, были рабы и 
рабовладельцы, мужики, дворня, были образованные и необразованные — но не было 
бескультурных.
Необразованные несли через века собственную культурл. Это были, прежде всего, 
люди местные.
Индустриализация перетапливает их в повсеместных. Время стремительно погребает 
остатки «почвы».
Остаются общечеловеческие начала, общечеловеческие болезни и безымянные духи 
Вечности.
Сегодня «простым человеком» можно считать ребенка до полугода. Далее перед вами 
уже человек современный и сложный. Во множественном числе этот человек образует 
массу недообразованных, не помнящих родства дальше второго поколения, не 
имеющих ни сословных, ни профессиональных, ни духовных традиций людей, все 
более повсеместных по культуре и все более местных но интересам.

СК503ЙЯК
334
И внук крестьянина, и потомок царского рода имеют ныне равную вероятность 
осесть в категорию тех, за кем русская литература еще с прошлого века закрепила 
наименование обывателя. Он практически одинаков и в Китае, и в Дании, и в 
Танзании.
Он занят собой — своими нуждами, своими проблемами. Как и в прошлые века, 
мечется между духовностью и звериностью, рождает и свет, и тьму...
«Я люблю тебя, человечек», — шепчет ему Бог.
Он не слышит...
О тщете усилий и нечаянности удач
Господи, для чего Тебе этот сумасшедший мир? Как попускаешь?.. Дерутся все: 
негры с белыми, арабы с евреями, коммунисты с капиталистами, коммунисты с 
коммунистами, арабы с арабами, евреи с евреями, негры с неграми, христиане с 
христианами...
Боже! Зачем?
Бывают моменты черной тоски от тщеты усилий — человеческих усилий, направленных 
на человека же. На читателей, на зрителей, на пациентов. На детей, на потомков. 
На себя самого.
Все зря, все не впрок. Не в коня корм!
Историческая оскомина. Сколько вдохновения и труда, сколько мученичества, 
сколько страстного убеждения — и внапраслину все. Как издревле — убивают, 
обманывают, пьют, калечатся и калечат...
Непробиваемая порода.
Или не зря?.. Или все-таки не совсем зря?..
Ведь при всем бессилии обратить массу — что-то все-таки остается у единиц?.. 
Что-то передается, как-то срабатывает?.. Эстафета — только от лучших к лучшим, 
но вдруг — и НЕ ТОЛЬКО к лучшим?..

ГЛАРА 4: ЕЩЕ ОДНА БЕСКОНЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
53D
Существенно: что удается — то не намеренно, а как-то нечаянно и побочно, само...

В этом и чуется воля Высшая, и отсюда приходишь к мистической надежде, к 
молитве.
Да, надо действовать, действовать вопреки...
Смех невесный
Кто же Ты, сделавший эту хрупкую плоть вулканом своей энергии? Сколько, о, 
сколько ее пронеслось уже через слово мое, через клавиши — океан, мощь 
разрывающая...
Дай же, Господи, изойти, пошли нестерпимое!..
Не отпустишь, знаю. На службе. Не для того ли оставляешь меня, вопреки всему, 
молодым, свежим, как будто сегодня только начинающим жить. Как благодетельно 
насилуешь волю, как снисходителен к потугам самонадеянного умишки. Слышу 
небесный смех — вот он ты, дурачок — удивляйся, живи!
О, легче...