| |
ГЛАРА 4- ЕЩЕ ОДНА БЕСКОНЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
327
— Но ведь я — это ты, сам же говорил?
— Я такого не хотел.
— А какого?
— Как я, только лучше. Сильнее. Удачливее. Первый мой сын, мой мальчик Гин-Ах,
стал таким,
стал. Сильный, хороший. Был Вождем племени, Великим Шаманом. Ум-Хаз родила мне
его, когда мне было семнадцать, а ей не было и пятнадцати. В десять лет без
промаха метал дротик с обеих рук, в двенадцать ударом дубины сбил в прыжке
саблезубого тигра, и тут подоспел я. А когда Аб-Хаб, проклятье на семя его,
сожрал мою душу, Гин-Ах постиг Великое Заклинание Ум-Дахиб, моей бабки, и
отомстил ему, а когда Хум-Гахум, проклятье на имя его, проклятье на весь род
его...
— Хватит, сто раз слышал. Скажи лучше: зачем все это, ежели я плохой? Какой
смысл?
— Дурачок, совсем тебя цивилизация загребла. Мы, как и вы, жили для своей
жизни. Жили, чтобы есть Унуаху — антилопа такая, примерно с нынешнего слона.
Жили, чтобы пить воду из озера Ой-Ей-Ей — вода, какая вода! — у вас такой нет.
Чтобы жевать агагу — это плоды такие, вы их заменили своими невкусными
наркотиками и этой безумной дрянью, от которой мой дух выворачивается наизнанку,
ты много раз это со мною делал, плохой мальчишка...
— Еще зачем?
— Чтобы разить врагов и съедать их печенки. Чтобы плясать у костров и играть в
дам-дам, я тебе уже показал эту игру, у тебя кое-что получалось. Чтобы Ум-Хаз
была моей днем и ночью, и чтобы Ум-Дам, ее сестра — тоже моей, только моей...
рф,______________________скъозмяк
325
— Но неужели ты не задумывался...
— Я разговаривал с Иегуагу.
— Зто твой бог?
— Какой бог?.. Иегуагу был змеем с огненными глазами, днем он жил в озере
Ой-Ей-Ей, а ночью летал. Он взял у меня Ум-Дам и моего брата Уй-Ая.
— Ты рассердился?
— Когда он забрал Ум-Дам, я целый день кидал в него большими камнями. А когда
взял и Уй-Ая, я поклялся, что больше никогда не буду с ним разговаривать и
попросил Бум-Баха убить его огненным копьем. Но этой же ночью Иегуагу прилетел
ко мне и сказал, чтобы я был спокоен, потому что так надо.
— Зачем?
— Тебе этого не понять, но узнай: потомок Уй-Ая убил бы твоего деда, и ты не
смог бы родиться. А от меня и Ум-Дам еще в триста восемьдесят девятом колене
произошел бы тигрочеловек Курухуру, а от него детоеды, племя истребительное,
после них не было бы уже людей на земле.
— Быть не может.
— Говорил — не поймешь. Я пошел.
— Погоди, дедуль, погоди. Неужели и вправду считаешь мою жизнь неудавшейся,
зряшной?
— Погляжу, как умрешь.
— А если...
— Кто-нибудь да останется. У Гин-Аха было двадцать шесть сыновей, а моих,
слава Иегуагу, полмира, все они твои братья, и остальные полмира тоже.
— А не можешь ли подсказать...
— Не приставай, не знаю и знать не советую. Благословляю семя твое, ну,
привет.
Г/1 кЪА 4: ЕЩЕ ОДНА БЕСКОНЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
329
Хамский лень
...Посетил офис, потом двух пациентов, мотался, ехал в переполненном автобусе,
двадцать минут стоял на одной ноге. Давно заметил, что автобус автобусу рознь,
в том смысле, что при одинаковом давлении бывают разные атмосферы.
В одном сразу попадаешь в нихательную среду, из другого выскакиваешь, как из
хорошей парилки, раздавленно-окрыленныи. Попадаются и такие, где вполне можно
вздремнуть, стоя вот так на одной пятке и оперевшись о чей-нибудь
дружественно-меланхолический нос.
Решает какой-то невидимый хамский вирус, кто-то успевает его выдохнуть, и
пошло-поехало... Некоторые машины следовало бы немедленно снимать с линии и
подвергать психической дезинфекции.
На этот раз задал тон водитель, хам-виртуоз: то гнал как ошпаренный, то, круто
тормозя, уминал публику и рывками наддавал газ — «Кх-х-роходите вперед!» —
«Кх-х-освободите заднюю дверь!» — «Оплачивайте х-х-р-роезд!» — надсадные рыки
из репродуктора, как щебенка... М-да, такой проезд надо не оплачивать, а
оплакивать, грустно думал я.
Еще на подножке ОЩУТИЛ, что будет секунд через пятьдесят... И точно: сперва две
прекрасноликие девы вдруг закипели, затанцевали, заскрежетали, спины их, как
одноименные полюса магнитов, начали судорожно отталкиваться друг от дружки —
возникла со всей очевидностью острая несовместимость спин; тут же старушка с
кошелкой рухнула на кошелку с другой старушкой, старушки молча поцеловались,
|
|