ладони, погружающейся в теплую глину...
        - Гештальт - это вот, а?.. Берешь кусок гипса, здоровый такой - хап, а 
он у тебя под пальцами - бж-ж, расплывается, а ты его - тяп-ляп, и получается 
какая-нибудь хреновина, да? Это гештальт?
        - Любая хреновина может иметь гештальт, может и не иметь, но если 
изменить восприятие... Возможность смысла, возможность значения, понимаешь? В 
структуралистской логике...
        Он прервался и жалобно на меня посмотрел. И вдруг я осознал: все... Тот 
самый обрыв. Я больше не мог за ним подниматься.
        Я уставал, задыхался, катился вниз - а он -уставал спускаться...
        Он играл нам общедоступные шлягеры, а меж тем в висках его, выпуклых 
шишковатых висках с радарами ушей, звучали инструменты, которых нет на земле. 
Все дальше, все выше - он не мог этому сопротивляться...
        ...Но там, наверху - там холодно... Там - никого... Только призраки 
тайных смыслов и вечных сущностей, там витают они в вихрях времен и пространств.
.. Там космически холодно и страшно палят сонмы солнц, и от одиночества в тебе 
застревает страх...
        Скорей вниз, на землю, в Обыкновению! Пойдем в кинотеатр «Заурядье» - 
хоть все видано-перевидано, зато тепло от людской тесноты и мороженое эскимо...
        Всякий обыкновенец, не отдавая себе в том отчета, прекрасно чувствует, 
с ним собеседник внутренне или нет. Отсутствие не прощается. Почему-то вдруг, 
когда все мы стали стараться прибавить себе солидности, именно Академик 
продвинулся в отчебучивании разных штук, словно бы отыгрывал недоигранное: то 
вдруг вскочит на стол, выгнет спину и мерзейшим образом замяукает, то 
преуморительно изобразит происхождение человека из червяка...
        К нему перестали приставать бывшие доводилы, зато появилось нечто 
худшее - спокойное отчуждение.
        Он пытался объяснить...
        Как раз где-то в то время его озарило... Обрушилось, навалилось, 
разверзлось:
        НЕ ВЕДАЕМ, ЧТО ТВОРИМ - моя теперешняя формулировка, вернее, одна из 
классических...
        А у него, всего лишь подростка, - вундеркиндство было уже ни при чем - 
это было мысле-состоянием, мысле-ощущением, всеохватным, невыразимым, 
паническим. Все вдруг начало кипеть и тонуть в голове, какой-то потоп:
        Не ведаем, что творим!
        Слепы! - Слепы изнутри! - Не видим себя!
        Волны самочувствия, ткань общения - сплошная стихия, в которой 
барахтаемся, топя себя и друг друга, - вот так как-то могу это выразить теперь 
за него, менее чем приблизительно... А между тем - и это пронзило! - существует 
и ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОЗРЕНИЯ - Можно видеть! - можно себя понимать, можно ведать!.. 
И как можно скорее надо себя всем у-видеть, у-ведать, скорее!..
        Ему казалось, и не без оснований, что все уже готово, что в шишковатой 
коробочке уже имеется пленка, на которой все-все отснято, все «почему» и «как» 
- только проявить... Казалось, что даже с непроявленной пленки можно кое-что 
прочитать: если хорошенько всмотреться туда, внутрь, то видны какие-то летучие 
линии и значки, что-то вроде бегущих нот... При бессоннице или температуре, 
если только чуть надавить на веки, они превращаются в волшебный калейдоскоп, 
сказочную живопись...
        - В психиатрии подобные состояния называются, если не ошибаюсь, 
философской интоксикацией.
        - Да, и я в качестве эксперта Обыкновении (мы все эксперты с пеленок) 
склонен был кое-что заподозрить...
        
       Будьте здоровы, молодой человек
        
        Юлий Борисович Линцов (назовем его так) заведовал кафедрой некоего 
института. Это был крупный специалист в одной из областей математической логики,
 автор нескольких монографий, обладатель титулов, премий и прочая. Юлий 
Борисович успевал всюду, был на виду. Один раз выступил с популярной лекцией в 
Политехническом музее. Читал замечательно - Академик, бывший среди немногих его 
внимательных слушателей, ушел в полном восторге. Линцов с той поры не сходил с 
его уст. Через какого-то знакомого математика сумел достать из научной 
библиотеки чуть ли не все его работы и прочитал от корки до корки.
        Я, понятно, мог этому только отдаленно сочувствовать, пожалуй, даже 
слегка ревновал. Один раз за игрой в Пи-футбол это прорвалось.
        - И чего ты нашел в своем этом Хренцове?.. Сейчас мой удар, был угловой.
.. Тьфу... Чего он там тебе такое открыл?
        - Шесть - один. Объяснить сложно, терминология... Линцов - личность. 
Личность в науке. Аут.
        - А остальные в вашей науке без личностей что ли?
        - Проявить самобытность - тебе пенальти - достаточно сложно. А он сумел.
 Семь - один.
        - Ну и что? Ты тоже проявляешь самобытность. Я тоже проявляю 
самобытность. Семь - два.
        - Не жульничай, положение вне игры. Слушай, Кот, а ты подал идею, 
спасибо!..
        Его идеи всегда возникали по каким-то немыслимым поводам, по 
непостижимым касательным, скакали, как блохи, куда-то вбок. На этот раз идея 
была простенькая и бредовая: собственною персоной явиться к Линцову.