одобно Канту. Но очень
многое,  что рассматривается  как  враждебное  отношение  к  эмансипации  со
стороны  мужчины,  является  лишь  выражением  недоверия  и  сомнения  в  ее
осуществимости. Мужчина хочет  не женщину-рабыню: он  очень часто ищет в ней
подругу, которая его понимала бы.
     Воспитание, которое получает в настоящее время женщина, является далеко
несоответствующей школой, чтобы легче подготовить ее к решению -  победить в
себе  свою  истинную  несвободу. Последним  средством материнской педагогики
является угроза дочери,  которая  в  чем-нибудь не слушается ее,  что она не
получит мужа.  Воспитание,  которое выпадает  на  долю  женщины,  направлено
исключительно  на сводничество,  удачное  осуществление которого  венчает ее
короной.  На мужчину  подобные влияние  производят  очень  слабое  действие;
женщина  же, благодаря  такому  воспитанию, еще  более  укрепляется в  своей
женственности, несамостоятельности, несвободе.
     Воспитание женщины следует вырвать из  рук женщины, воспитание же всего
человечества - из рук матери.
     Это первая предпосылка, которая  должна быть осуществлена  с тем, чтобы
подчинить женщину идее человечества, идее, которой  она сама с самого начала
противодействовала.
     Женщина,  которая   действительно  отреклась  бы,  которая   искала  бы
спокойствия в самой себе  - такая женщина  прекратила бы свое существование,
как  таковая. Она  перестала  бы  быть  женщиной.  К  внешнему  крещению она
присоединила бы и внутреннее.
     Может ли это случится?
     Нет  абсолютной женщины - и все  же утвердительный ответ на этот вопрос
кажется нам утверждением какого-то чуда.
     От такой эмансипации женщина счастливее не станет: блаженство она ей не
может  обещать,  а  до  Бога  все  еще  далека  дорога.  Ни  одно  существо,
находящееся между свободой и несвободой, не знает счастья. Но тогда окажется
ли женщина способной  решиться сбросить с себя цепи рабства  для того, чтобы
стать несчастной?
     Речь  не может  идти о том, чтобы сделать женщину святой. Вопрос скорее
заключается в следующем: может ли женщина честно подняться к проблеме своего
существования, к понятию вины? Проникнется ли она, по крайней мере, желанием
свободы?
     Суть  дел заключается в осуществлении идеала, в  созерцании  путеводной
звезды.  Разве только  в  этом?  Может  ли  в  женщине  ожить категорический
императив? Подчинится ли женщина нравственной идее, идее человечества?
     Только это одно и было бы эмансипацией женщины.