волокушу, ноги его больше не держали. Рядом присел Бармин.
– Антракт, Николаич?
– Сплюнь три раза, – проворчал Семенов. К нему подошел Шурик Соболев, заглянул 
в лицо.
– Сергей Николаич, – спросил он, – это уже все, или они снова начнут?
– Кто они, Шурик?
– Ну, эти… – Соболев махнул рукой в сторону торосов.
– … хулиганы, – тихо подсказал Непомнящий. Кругом заулыбались. От тишины ломило 
в ушах. Пока работали, было жарко, а теперь стал чувствительно пробирать мороз.
– Можно покурить, – сказал Семенов и подозвал Филатова. – Как насчет пороха в 
пороховницах? Ну, не делай несчастный вид, возьмешь людей, перебросишь мост и 
перевезешь локатор на основную Льдину.
– Имей совесть, отец-командир, – заныл Филатов. – Двенадцать часов не жрамши! 
Граждане, кто покажет оголодавшему полярнику, где ближайшая шашлычная?
– В твоей характеристике, Веня, – ласково сказал Бармин, – концовка будет 
такая: «Богатырский сон, зверский аппетит и полное отвращение к работе».
– Клевета! – возмутился Филатов. – Товарищи, вы все свидетели: сегодня 
– воскресенье, день отдыха, а Филатов дружно, как один, вышел на работу!
– Сергей Николаич, – к Семенову подошел Осокин, – может, разрешите аэропавильон 
проведать?
Семенов кивнул, встал.
– Готовь клипербот. Выполняй, Веня, подвижки могут начаться снова. Саша, 
поедешь с нами. Разводье, отрезавшее от лагеря аэропавильон, еще дымилось, но 
черная вода океана была спокойна. Запустив ракету, Семенов определил ширину 
разводья метров в шестьдесят.
– Морское путешествие очень полезно для нервов, – ежась от холода, сказал 
Бармин. – Особенно на голодный желудок.
– Не ворчи, на полчаса всех делов, – утешил Семенов.
– Готово, Николаич! – сообщил Осокин. – Помоги, док.
Они вдвоем подняли клипербот и понесли его к краю разводья.
– Стоп! – Семенов пешней сбил с края снежный карниз и осторожно потопал ногой.
 – Ванна нам ни к чему. Опускайте.
Пока Бармин и Осокин садились, Семенов держал клипербот, за веревку, а потом 
спустился сам. Кое-где разводье стало прихватывать молодым ледком, и Бармин, 
сидя впереди, разбивал его пешней и отбрасывал подальше от резиновых бортов 
клипербота. Осокин ловко работал веслом, а Семенов пускал ракету за ракетой, 
глядя во все глаза и восхищаясь первобытной красотой разорванного пейзажа: 
застывшими в хаотическом нагромождении торосами, вставшими на ребро глыбами 
трехметрового пакового льда и самим разводьем, похожим на многоводную реку с 
изломанными берегами, которые стихия украсила причудливыми ледяными фигурами. А 
ведь придет время, подумал Семенов, и мы скажем этому разводью большое спасибо: 
на нем можно будет соорудить отличный аэродром.
– Левее, – приказал Семенов Осокину, когда клипербот приблизился к 
противоположному берегу, с которого свисала бесформенная глыба льда. Если такая 
махина задумает упасть в воду, а при малейших подвижках она не преминет это 
сделать, то от лодки и ее пассажиров и воспоминания не останется. – Вот сюда, 
Виктор.
Аэропавильон, сколоченное из бревен, досок и фанеры пятиметровой высоты 
сооружение, оказался целым и невредимым, а из всего имущества угодила в 
разводье лишь небольшая часть мешков с каустиком и алюминиевым порошком, из 
которых добывается водород для радиозондов. Несомненная, счастливейшая удача. 
Вот только как отбуксировать такое сооружение к лагерю? Разобрать на части – и 
по воде? Или искать обход? Вряд ли его найдешь в таком хаосе…
– Сергей Николаич, – Осокин тронул Семенова за плечо. – Мы там на всякий случай 
перекинулись с ребятами… Ну, в общем, не надо павильон с места трогать, мы с 
Непомнящим поживем здесь, палатку разобьем. А с локатором Леша Кузьмин 
справится.
– Идея хорошая. – Семенов испытующе посмотрел на Осокина.
– Хорошая идея, Виктор!
– Провода через разводье протянем, – обрадовано продолжал Осокин, – а льдом 
покроется – будем в гости ходить, с хутора! Согласны, Сергей Николаич?
– Спасибо, – сказал Семенов. – Спасибо! Ну, теперь домой, а то и в самом деле 
голова от голода кружится.
Они поужинали в опустевшей кают-компании. На столах осталась грязная посуда, на 
полу валялись окурки.
– Кто дежурный? – Семенов морщил лоб, никак не мог вспомнить. – Завтра всыплю.
Осокин разливал чай, Бармин что-то рассказывал, а Семенов впервые в жизни 
задремал за столом.
– А? Что? – очнувшись от звяканья ложечек в чашках, спросил он.
Бармин засмеялся.
– Пей чай и пошли спать, Николаич.
– Да, кто дежурный по станции? – спохватился Семенов.
– Костя, он на обходе, – ответил Бармин. – Я его подменю.
– Ладно. Через четыре часа разбудишь. Отправив бездомного Осокина отдыхать в 
медпункт, Бармин проводил Семенова, помог ему раздеться, повесил, над печкой 
унты и одежду, погасил свет и ушел.
А Семенов долго не мог уснуть. Тело мучительно ныло, тупая боль обручами 
сковала голову. «Старею, – признался он самому себе, – один аврал выжал без 
остатка». Он лежал с полузакрытыми глазами и думал о том, что на долю станции 
выпал далеко не худший жребий. Самый серьезный удар – гибель метеоплощадки со