случилась осечка. Никто еще не зимовал на куполе Антарктиды на такой высоте – 
три с половиной километра над уровнем моря, и редко кто брал на себя смелость 
предсказать, что ждет людей на Востоке в полярную ночь. И вдруг зашелестел, 
пронесся слушок, что теоретически морозы в этом районе возможны совсем уж 
неслыханные, градусов под сто двадцать ниже нуля. Люди забеспокоились, 
зашушукались по углам: слава, почет – вещи приятные, а не покойникам ли 
достанутся? Тогда Семенов объявил: пока самолеты еще летают – решайтесь, 
паникеры мне на станции не нужны. Полярники – народ самолюбивый, позориться 
никто не захотел, и разговоры прекратились. И тут двое начали кашлять. Не 
просились обратно, не намекали даже, а просто кашляли – надрывно и мучительно, 
днем и ночью. Бармин осмотрел их, легкие в порядке; бронхи – раздражены, 
конечно, но и у других не лучше: воздух здесь сухой, во рту как песком посыпано.
 Позорить этих двух Семенов не стал, отправил в Мирный по болезни и заменил 
двумя добровольцами. Одним из кашлявших и был Пичугин. Спустя несколько лет он 
все-таки прозимовал на Востоке, да и на другие станции его охотно брали, но 
парень он был неглупый и к Семенову ни разу не просился.
– Может, Сагайдака с Молодежной взять? – предложил Гаранин, – Дизелист никак не 
хуже Дугина, бывший штангист, да и отзываются о нем неплохо.
Семенов задумался. Сагайдака он знал, ничего предосудительного за ним не 
числилось. И все-таки что-то мешало без раздумий принять эту вроде бы 
подходящую кандидатуру, что-то мешало…
– С изъяном твой Сагайдак! – вспомнил Семенов. – Не хочу ему прощать того 
тюленя.
Может, спорным был тот случай, немногие бы придали ему значение, но при отборе 
в первую пятерку следовало учитывать все. В одну из первых экспедиций товарищи 
застали Сагайдака на припае за странным занятием: преградив тюленю путь к воде, 
он пинал его, неповоротливого и беспомощного на льду, ногами и хлестал ремнем. 
На недоуменный вопрос, зачем он это делает, Сагайдак ответил, что просто так, 
от скуки. Заступники позволили тюленю плюхнуться в разводье, а про случай тот 
поговорили и забыли…
– Правильно, с изъяном, согласился Гаранин. – Послушай, Сергей, у меня есть 
совершенно неожиданное предложение.
– Ну?
– Только не отвергай с ходу, подумай: Веня Филатов!.. Ну, вот, я ведь просил 
тебя подумать!
Семенов отрицательно покачал головой.
– Во-первых, мы с ним не зимовали. Во-вторых, говорят, вспыльчивый и склочный.
– Кто говорит?
– Не помню. – Семенов пожал плечами. – А с чего это ты вдруг?
– Честно говоря, совсем не вдруг, я с самою начала о нем думал, – признался 
Гаранин. – Просто ждал, что найдется кто-то более знакомый и проверенный в деле.
 А теперь вижу, что вряд ли найдется. Покровский и Уткин сразу же после дрейфа 
на новую зимовку не пойдут, они не такие ослы, как мы с тобой, да и жены их не 
пустят. Тимофеев только неделю назад прилетел на нашу Льдину, забирать его 
оттуда – рука не поднимется. Пичугин, Сагайдак отпадают, фамилии остальных, кто 
в списках, мне вовсе не знакомы. А про Филатова действительно разное говорят. 
Но обрати внимание: или очень хвалят, или от души ругают.
– Чего же здесь хорошего?
– В таких случаях я люблю разбираться: кто хвалит, а кто ругает.
– Ну и разобрался?
– Да, Его любит Бармин и терпеть не может Макухин.
– Это уже кое-что… А от себя что можешь сказать?
– Они, как ты знаешь, дрейфовали вместе, мы же их меняли…– задумчиво продолжал 
Гаранин. – Тебе-то было некогда, ты принимал у Макухина станцию, а я две недели 
жил в одном домике с Филатовым. И он мне понравился.
– Чем?
– Он бывал вспыльчив и груб…
– Начало многообещающее, – усмехнулся Семенов.
– С Макухиньм, – Гаранин пропустил реплику мимо ушей, – и с его свитой. 
Своенравен, упрям, дерзок на язык…
– Тоже неплохой набор.
– По молодости – ему двадцать три года. И при всем этом абсолютно, предельно 
честен. Ни грамма фальши.
– А работник?
– Вспомни, какую дизельную получил от него твой любимый Дугин.
– Неплохую, – кивнул Семенов. – Действительно ругал его Макухин. Да еще как!.. 
Ты ручаешься за Филатова?
– Пожалуй, да.
– Тогда зови, будем знакомиться. Только, чур, Андрей: как заявится – уйди, не 
дави на меня, не на рыбалку напарника подбираем.



Филатов и Бармин

Семенов с любопытством смотрел на Филатова. Сложения парень мощного, а совсем 
юный, даже бриться безопаской как следует не научился, – свежий и довольно 
глубокий порез на подбородке. Черноволосый и глаза черные, острые, такие из 
ласковых легко могут стать недобрыми, – выразительные глаза. На стуле сидит, 
как на лошади, каждый мускул нетерпеливо подрагивает. Взрывной паренек, подумал