– Что они, белены объелись? – возмущался Дугин. – Я говорю: секцию исправлю, 
вот кувалда, крюк вгоню… А они…
– Ничего, это скоро пройдет, друг мой, – ласково успокаивал его Бармин. – 
Проглоти таблетку, и тебе сразу станет хорошо.
И сунул в рот Дугину мятную конфетку.
Выпроводив Дугина, Бармин подмигнул Филатову и вновь пошел в бухгалтерию. Через 
две минуты Филатова вызвали в кассу и с чрезвычайной любезностью предложили 
расписаться в ведомости.
– Я не сплю? – радостно изумлялся Филатов, пересчитывая деньги, – Как тебе это 
удалось, док?
– Пустяки,-скромничав Бармин. – Я к ним зашел и предупредил, что механик Дугин 
спятил и бродит по этажам с кувалдой, а мне поручено его найти и обезвредить. Я 
им, может, жизнь спас, неужели отказывать мне в такой ерунде?
Всю дорогу до Мирного околпаченный Дугин тщился отомстить доктору, но тот был 
бдителен и попался на крючок лишь под самый конец путешествия. Дугин чем-то 
угодил штурману, и тот объявил по судовой трансляции: «Бармину срочно зайти в 
двадцать пятую каюту! Бармину срочно зайти…» И на глазах многочисленных и 
восторженных свидетелей доктор долго метался по коридорам, пока не осознал, что 
в каюте под указанные номером находится гальюн…
Бармин поднялся, хлопнул Дугина по плечу – подставляй зубило, друг ситный, – и 
взял кувалду.
А полярным врачом он стал так. Однажды за победу в студенческих соревнованиях 
по самбо ему вручили приз – стопку книг. Одна из них и сыграла неожиданно 
большую роль в его судьбе – книга о жизни, путешествиях и гибели капитана 
Роберта Скотта.
И даже не вся книга, а несколько строк из нее.
Придя на Южный полюс и убедившись, что Амундсен на целый месяц его опередил, 
Роберт Скотт со своими спутниками отправился обратно. Долгими неделями шли люди 
по Антарктиде, волоча за собой сани с грузом, шли, удрученные неудачей, 
израненные и обмороженные, и на сто сороковой день пути слегли, чтобы умереть 
от голода и холода в нескольких милях от склада с продовольствием и горючим. 
Они преодолели бы это расстояние, но поднялась сильнейшая пурга, переждать 
которую им было не суждено. Так вот, одно из величайших и, наверное, труднейшее 
в истории географических открытий путешествие завершилось трагедией из-за того, 
что в пищевом рационе его участников отсутствовал витамин С. Капитан Скотт и 
его товарищи погибли от цинги. Именно цинга окончательно лишила их сил и не 
позволила переждать ту последнюю в их жизни пургу.
Десяток лимонов, несколько коробочек с витаминами, которые продаются в любой 
аптеке, – и легендарный герой остался бы в живых! «Был бы я с ними…» – 
мальчишеская мысль, а дала первотолчок, побудила задуматься, размечтаться о 
роли врача среди людей, оказавшихся в исключительных обстоятельствах. В мечтах 
своих дрейфовал на льдинах, зимовал на далеких полярных станциях, а 
распределили врачом «Скорой помощи» в заштатный городок. Здесь люди тоже 
страдали, звали выручать и смотрели на него как на спасителя, он выручал, 
спасал и продолжал мечтать о работе, которая поглотит его целиком. Так прошел 
год в неустанных хлопотах и скуке, среди спокойных и тихих людей, привыкших в 
десять часов гасить свет и ложиться спать. Один ночной визит все перевернул. 
Приехал на окраину городка, разыскал на берегу озера небольшой домик, вошел, и 
сердце его дрогнуло в углу комнаты, подпирая головой потолок, стоял на задних 
лапах чудовищных размеров белый медведь. Бармин осмотрел больного, человека лет 
тридцати, предложил тревожно суетившимся старикам одеть сына, увез его в 
больницу и незамедлительно удалил воспаленный аппендикс. Несколько дней, пока 
пациент лежал в больнице, Бармин проводил у его постели все свободное время 
расспрашивал о жизни полярников, слушал рассказы о разных приключениях, то и 
дело выпадавших на их долю. Семенову (а это был он) Бармин понравился, 
осторожно, чтобы не обидеть молодого хирурга, навел справки и, расставаясь, 
обещал позаботиться о его судьбе. В лютом нетерпении прожил Бармин три недели, 
пока не получил из Ленинграда телеграмму с предложением приехать в институт. А 
еще через два месяца, не веря своей удаче, ушел в составе антарктической 
экспедиции на станцию Восток.
На этой самой тяжелой для жизни людей станции (Южный полюс, где зимуют 
американцы, расположен гораздо ниже Востока: и морозы там послабее и кислорода 
в воздухе побольше) Бармин узнал о том, что еще не встречалось в учебниках. Он 
видел, как молодые, полные сил люди задыхались, корчились и исходили кровью в 
муках акклиматизации, как неделями не заживала пустяковая царапина, как человек,
 у которого кровяное давление упало до 60 на 30, спокойно работал и не 
жаловался на самочувствие, он видел, как в полярную ночь, когда магнитные бури 
на две недели разорвали эфирную нить, связывающую Восток с внешним миром, 
распадалась личность внешне совершенно здорового человека.
Одного он лечил отдыхом, второго лекарствами, третьего психотерапией. Механик 
Назаркин перестал умываться, зарос грязью, не менял белье – доктор все выстирал 
и выгладил, перевязал розовой ленточкой и положил на аккуратно им же 
застеленным нары. Не помогло – скрытно сфотографировал в разных ракурсах 
опустившегося парня, раздобыл фото, где тот, симпатичный и элегантный, весело 
улыбается жизни, и соорудил витрину: «Сегодня и вчера Пети Назаркина – 
свадебный подарок его невесте от коллектива Востока» С того дня не было на 
станции человека более преданного идеалам чистоты и гигиены, чем механик 
Назаркин.
В ту зимовку Бармин впервые спас человека благодаря не знаниям своим, а 
наблюдательности и физической силе. В августе, под самый конец полярной ночи,