открывает, что без табака жизнь теряет все краски, другого повергает в 
состояние тихого маразма проигрыш любимой команды, а третий впадает в 
устойчивую меланхолию, когда ничем с виду не примечательное курносое существо 
высказывает бессмертные лирические мысли не ему, а четвёртому, который мечтает 
лишь об одном: поскорее снять ботинки, жмут, проклятые…
Но ничто так глубоко не ранит человека, как мысль о том, что его забыли. Я знал 
одного могучего, побывавшего во всяких переделках моряка, который постыдно 
бросал свою вахту и по пять раз в день вползал, как побитый щенок, в радиорубку 
– нет ли радиограммки. Он терял аппетит и таял на глазах, засыхал, как дуб без 
воды, но стал самим собой в ту секунду, когда прочитал: «Все здоровы купила 
тебе собаку целую твоя Колючка».
Отсюда ясно, что своевременная доставка почты не менее важное профилактическое 
мероприятие, чем, скажем, прививка от оспы. Если эта мысль приведёт к созданию 
в медицине новой отрасли, я буду вполне удовлетворён. По праву первооткрывателя 
называю её почтотерапией.
О радистах писали много, и я не стану повторять общих рассуждении об их 
благородной работе. Скажу только, что роли радиста на дрейфующей льдине и на 
судне в открытом море совпадают в деталях: и здесь и там эфир – единственная и, 
бывает, спасительная связь между горсточкой блуждающих в океане людей и 
остальным человечеством. Легко понять, что полярники, как и моряки, относятся к 
радистам с огромным и вполне ими заслуженным уважением.
– Добавьте два момента, и я подпишусь под этой мыслью, – сказал мне Яков 
Павлович, Яша Баранов. – Уважение – не к личности радиста, а к его работе. Это 
разные вещи. Я бы не стал уважать человека только за то, что он занимает данную 
должность. Я бы посмотрел ещё, что он собой представляет. Мало ли ослов сидит в 
креслах красного дерева? И второе: радист на траулере, даже если он 
сверхвысокого класса, передаёт по эфиру не выловленную рыбу, а сводки о ней; мы 
же переправляем на радиоволнах всю добытую на льдине научную продукцию.
Мне повезло: на станции «СП-15» оказались двое известных в Арктике радистов, 
Яша Баранов и меняющий его на годичной вахте Олег Брок. Многие полярные 
начальники мечтают засадить в свои радиорубки одного из этих друзей и ради 
этого идут на всякие хитрости. И вот они один за другим оказались на одной и 
той же льдине. Старые друзья, больше пятнадцати лет кочующие по Северу, они 
почти ежедневно встречались в эфире, но уже давно не имели возможности 
похлопать друг друга по плечам. Все-таки морзянка при всех её достоинствах не 
позволяет видеть собеседника, выражение его лица – одним словом, живое общение 
лучше. Какой подлинный болельщик футбола, имея возможность пойти на футбол, 
станет слушать его по радио?
Кроме высочайшего профессионального мастерства, Яша и Олег мало чем похожи. 
Более того – я редко видел столь различных людей. Баранов – флегматичный, 
коренастый крепыш, с широкой грудью и спокойными серыми глазами, которые 
кажутся насупленными из-за нависших бровей. Не по возрасту располневший, он 
медлителен и размерен – до тех пор, пока не садится за рацию. Здесь Яша 
преображается: кажется, что его чуткие и гибкие, как у виртуоза пианиста, 
пальцы играют на рации, не делая ни одного лишнего движения. Но сеанс окончен, 
и в тот же миг Яша словно снимает с себя напряжение: стрелка падает, агрегат 
недвижен.
Олег – крупный, спортивного склада сангвиник, весёлый и шумно общительный, с 
высоко закатанными рукавами свитера, обнажающими мускулистые руки с мастерской 
татуировкой. Подтянутый, стремительный парень, энергия которого явно не 
растрачивается в радиорубке. Так и кажется, что он сейчас наденет боксёрские 
перчатки или поднимет неслыханного веса штангу, лишь :бы освободиться от 
избытка силы. Он зимовал на станции «Восток» в Антарктике, этом расположенном 
на высоте 3500 метров над уровнем моря полюсе холода, где соляр превращается в 
кисель, металл становится хрупким, как стекло, а люди – твёрдыми, как железо. И 
на «Востоке», где люди долго не могут привыкнуть к недостатку кислорода, Олег 
Брок запросто играл в настольный теннис. Красивый, могучий парень, на него 
приятно просто смотреть – даже когда у Олега нет времени с вами разговаривать.
Олег прибыл на станцию всего лишь за несколько дней до моего отлёта, и 
познакомиться с ним как следует не удалось. Зато с Яшей Барановым я встречался 
и беседовал много раз. Яша быстро располагает к себе – и манерой общения, и 
внешностью он напоминает доброго детского доктора, которому куда приятнее 
вручить своему пациенту конфету, чем предложить горькое лекарство. Когда 
кому-либо прибывала радиограмма, Яша торопился её вручить; а на вопросы других, 
нет ли им чего-нибудь, он не любил отвечать отрицательно. Куда обнадёживающе 
звучала такая дипломатическая фраза:
«Сегодня я ещё три раза буду выходить на связь».
А на связь Яша вместе со вторым радистом выходил двенадцать раз в сутки. 
Тяжёлая нагрузка, оставлявшая «на себя» минимум свободного времени. Как-то я 
восхитился скоростью его работы на ключе, и Яша улыбнулся – он припомнил случай 
из самой ранней практики, когда ещё был начинающим радистом в Тикси. Однажды 
ему пришлось принимать радиограммы с острова, где за рацией сидел старый и 
опытный радист. Старик работал так быстро, что Яша не успел разобрать 
нескольких слов, но переспросить не решился – хотя по инструкции следовало 
поступить именно так. Когда приём закончился, Яша запросил: «Повторите в 
такой-то радиограмме такие-то слова». Ответ был великолепен: «Повторит вам 
серый волк».
– С тех пор, – сказал Яша, – я не считаю скорость самоцелью и не стесняюсь 
переспрашивать.
Эфир Яша любит страстно – такую фанатичную привязанность к своей профессии я