год такого же тяжёлого дрейфа.
Впрочем, новички, несмотря на свои скрипучие, только с иголочки кожаные костюмы,
 – не такие уж новички. Как назвать механика Николая Боровского, самого 
могучего на станции человека, который уже четыре раза зимовал в Антарктиде и 
провёл двадцать месяцев на «СП-13»? А Борис Белоусов, ветеран пяти дрейфующих 
станций «Северный полюс»? А тракторист Николай Лебедев, доктор Парамонов, 
радист Олег Брок? На дрейфующих станциях совсем новых людей немного; отзимовав, 
старики год отдыхают – и снова их тянет на льдину. Так что обычно дрейфуют люди 
устоявшиеся, надёжные, их ничем не удивишь – ни пургой, ни трещинами, ни 
морозами, многие из них на своей шкуре испытали 80 градусов ниже нуля на 
станции «Восток» в Антарктиде. Вот вам и новички…
От имени и по поручению Степана Ивановича я вношу в кают-компанию огромный торт.
 Он вызывает последнюю в этот вечер вспышку энтузиазма – уже поздняя ночь да и 
коньяку остаётся на один тост. Его произносит Панов. И хотя ещё А. С. Пушкин 
отмечал, что латынь вышла из моды, удивительно торжественно прозвучало 
древнеримское изречение, в которое начальник станции Панов – теперь уже бывший 
начальник! – внёс свои коррективы:
– Наш коллектив сделал всё, что мог, и пусть тот, кто может, сделает лучше.



ЖУЛЬКА И ПУЗО

Вы никогда не задумывались над тем, почему на дрейфующих станциях, где каждый 
грамм продовольствия на учёте, всегда живут собаки?
Если не задумывались, то смею вас заверить, что собаки не зря едят свой хлеб. 
Они зарабатывают его не только безупречной сторожевой службой, но и самим 
фактом своего существования.
Вы можете себе представить жилое поселение без собачьего лая? Я не могу. 
Деревня без собаки – это колокол без языка, стадион без неистового рёва, 
корабельный бак без «травли»: короче, это очень скучно. Скучнее бывает разве 
что в компании, состоящей из одних остряков. Люди могут построить жильё, 
соорудить клубы и вонзить в небо антенны, проложить дороги и брать штраф за их 
переход в неположенном месте – всё равно законченность жилому пейзажу придаст 
лишь собака. Породистая или беспаспортная, сытая или голодная – собака была и 
есть лучшее украшение любого человеческого поселения. Если наши потомки захотят 
в будущем избавиться от собаки, как мы – от лошади, жизнь им этого не простит, 
потому что ребёнок, ни разу не погладивший собаку и не насладившийся 
благородным собачьим лаем, вырастет сухарём. И упрекать собаку за то, что она 
приносит все меньше и меньше практической пользы, может либо чёрствый прагматик,
 либо человек, в прошлом справедливо и больно укушенный собакой.
На дрейфующих станциях очень любят своих собак, которые приносят на льдину 
запах земли, домашний уют и делают льдину обжитой. Здесь собака – полноправный 
член семьи; она – как попугай для Робинзона Крузо, ей можно пожаловаться на 
усталость, поделиться тем, что вам до смерти хочется побродить по лесу, – и 
собака вас не высмеет, не осудит, а будет сочувственно смотреть своими 
преданными собачьими глазами. Погладив её, вы мысленно перенесётесь в далёкое 
детство и будете за это благодарны бессловесному четвероногому другу.
Жулька и Пузан (чаще его звали фамильярнее – Пузо) на льдине чувствовали себя 
превосходно. Материковые собаки, которые разбалованы земным комфортом, могут 
недоуменно пожать плечами, услышав такое утверждение. Какой уважающий себя пёс 
станет жить на льдине, где собака лишена главных радостей, составляющих смысл 
её существования, – мальчишек, которые дёргают тебя за хвост, автомобилей, 
облаивать которые так приятно, кошек, которые при виде тебя обращаются в 
беспорядочное бегство?
Самовлюблённая материковая собака забывает об одном обстоятельстве: дрейфующий 
пёс в своей жизни не видел ни мальчишек, ни автомобилей, ни кошек. Мне 
рассказывали, что знаменитый полярный лётчик Мазурук привёз на одну из первых 
дрейфующих станций, кажется на «СП-3», редкостный подарок – поросёнка. До сих 
пор единственным представителем фауны на станции был пёс Мамай, свято веривший 
в то, что на свете есть четыре разновидности живых существ: он, Мамай, потом 
люди да ещё медведи и нерпы. Открытие новой разновидности так потрясло Мамая, 
что он трое суток просидел возле клетки с поросёнком, не сводя глаз с такого 
чуда. Даже ничего не ел – сидел и смотрел. А когда Музурук привёз на станцию 
кота, Мамай вовсе чуть не рехнулся. Пришлось кота сунуть тайком Мазуруку в 
самолёт.
Для Жульки и Пузана мир был ограничен торосами. Материковая собака с её 
кругозором и широкими запросами высокомерно облает предложение завербоваться на 
льдину. И – прогадает. На её долю не достанется и сотой части тех ласк, 
которыми полярники осыпают Жульку и Пузана. А ласки, да ещё отличная еда по 
полярной норме, да ещё сознание своей необходимости – разве это не делает жизнь 
собаки сплошным праздником?
Жулька родилась на острове Жохова, затерянном в Ледовитом океане. Оттуда её 
доставили на дрейфующую Станцию «Северный полюс-14», где Жулька получила боевое 
крещение: когда льдину разломило, она спокойно, без паники эвакуировалась на 
станцию «СП-15». Вначале ей было скучно одной, не с кем было поговорить по 
душам, и догадливые люди привезли ей на воспитание щенка, беспомощного, с голым 
пузом. По предложению Жульки его так и прозвали – Пузан или Пузо – как кому 
нравится. Жулька холила и лелеяла щенка, делилась с ним своим опытом, учила 
собачьим нормам поведения в человеческом обществе и в результате вырастила из