Ребята мне понравились: крепкие, обветренные, уверенные в себе – настоящие 
кинобродяги. Генералов объехал полмира, он снимал Париж, Сахару, южные острова 
и таиландских женщин, которых отныне считает красивейшими в мире (я читал очерк 
одного таиландского писателя, который убеждён, что самые прекрасные женщины 
живут в Неаполе; американцы специально приезжают в Швецию жениться, а Стендаль 
считал, что нет никого прекраснее яванок. Все это подтверждает тезис, что самые 
красивые женщины живут там, где нас нет).
В два часа ночи в дверь постучали.
– Тут писатель, которому на полюс?
– Тут! – заорал я чужим голосом.
– Тогда побыстрее, внизу ждёт автобус.
Я мгновенно натянул пудовые штаны, сунул ноги в унты, Набросил на плечи шубу и 
скатился вниз по лестнице.
Пурга утихла. С полосы доносился рёв: бортмеханик гонял моторы самолёта, на 
котором я буду пересекать Ледовитый океан.



ДОРОГА НА ПОЛЮС

Перед самым вылетом я познакомился ещё об одной стороной киноискусства.
– Эх, дубинушка… – взывал Генералов.
– Ухнем! – лихо подхватывали Туюров и Куляко. – Она, зелёная… – уговаривал 
Генералов. – Сама пойдёт! – поднатужившись, соглашались Туюров и Куляко.
И «дубинушка» – полтонны ящиков, коробок, батарей, камер и штативов – «ухала» 
на борт.
– Ничего не забыли? – вытирая вспотевший лоб, спрашивал Генералов.
– Вроде ничего…
– А чемодан?
– Ч-черт… Кажется, все.
– А рюкзак?
– Тьфу!
Отныне на время погрузок и выгрузок Дмитрий Николаевич и я включались в штат 
киногруппы на общественных началах и теперь на без гордости считаем, что в 
будущем хроникальном шедевре есть частица и нашего труда. Я сообщаю это на тот 
случай, если в титрах фильма по чьему-либо недосмотру не окажется наших фамилий.
 Но даже и тогда я окажусь в чистом выигрыше, поскольку избавился от одного 
заблуждения. Раньше я представлял себе деятеля кино как вдумчивого интеллигента 
с нервным, выразительным лицом и голубыми глазами, устремлённые ми в неведомый 
ракурс. Теперь я знаю, что такого интеллигента к съёмкам картины нельзя 
подпускать и на пушечный выстрел. Кино может делать лишь здоровый малый, с 
широченными плечами и удостоверением грузчика первого класса, поскольку сметой 
грузчик нe предусмотрен. Конечно, бухгалтерия могла бы доверить директору 
картины Туюрову две-три безотчётные десятки на оплату грузчиков в аэропортах, 
но это уж из области умозрительной фантастики. Прежде чем заплатить рубль 
грузчику, Туюров обязан был выявить всю его подноготную: фамилию, имя, отчество,
 номер паспорта, где, когда и кем выдан этот документ, где и когда прописан 
обладатель оного и прочие совершенно необходимые бухгалтерии данные. Ну какой 
уважающий себя грузчик станет за рубль выворачиваться наизнанку? Вот и 
приходится киношникам таскать тяжеленные ящики и коробки на своих натруженных 
спинах.
Внутри самолёт ИЛ-14, специально оборудованный для полёта на дрейфующие станции,
 выглядел необычно. Значительную часть грузового отсека занимали два жёлтых 
бака с горючим: на льдинах бензоколонок нет. Запасное горючее съедает большую 
часть грузоподъёмности: кроме багажа киношников и нас самих, на борт погрузили 
только несколько ящиков с продуктами.
– Теперь понимаете, почему мы без особого энтузиазма возим на полюс 
корреспондентов? – спросил Морозов. – Ведь вместо, скажем, вас мы могли бы 
взять на борт два ящика с консервами или, простите за изысканное сравнение, 
тушу барана. Она по крайней мере съедобная, чего мы ещё не знаем о ваших 
будущих материалах. Кстати, мимо вас проходит великолепный материал, а вы его 
не замечаете.
Мы сидели в единственном на борту помещении, кое-как приспособленном для 
пассажиров: между грузовым отсеком и пилотской рубкой образовалась этакая 
комнатушка, служащая одновременно кухней, столовой и пассажирским салоном. На 
электрической плите закипал чайник и грелась в кастрюле вода. У плиты орудовал 
весьма массивный пожилой толстяк со звёздочкой Героя на куртке. Методом 
исключения я сделал вывод, что он и является тем материалом, которого я не 
замечаю. Морозов кивнул.
– Иван Максимович Коротаев, бортмеханик, – сказал он. – Сейчас будет угощать 
нас чаем и сосисками. Мы с ним познакомились давненько, килограммов с пятьдесят 
назад. Правда, Ваня?
Бортмеханик, ворча, бросил в кастрюлю связку сосисок.
– Это было в начале тридцатых годов, – вспоминал Морозов, – когда Ваня был 
стройный и худой, как оглобля, да и я, пожалуй, выглядел несколько эффектнее. 
Мы летали тогда на Дальнем Востоке на ТБ-3 – машинах, которые развивали чуть ли 
не вторую космическую скорость…
– Да, километров сто пятьдесят в час, – подтвердил Коротаев, разливая чай в 
кружки.
– И вот однажды, – продолжал Морозов, – в полёте отказал двигатель. Скверная