й.
– Нельзя вам, температура у вас сильно повышенная, – запротестовала Лиза. – И 
Слава со вчерашнего не отошел…
– Захар, прихватишь из тамбура колун, – выходя, напомнил Анисимов.
– Погоди, – слезая с полатей, заторопился Белухин, – может, и я.
Охнув, он замер, согнувшись, и махнул рукой.
* * *
За ночь погода ухудшилась. Ветер выл, свистел, резал лицо, в сумеречной мгле 
даже в трех метрах виден был лишь силуэт идущего в цепочке рядом, а следы 
заметало на глазах: сделаешь несколько шагов, обернешься – а твоих дальних 
следов уже нет, будто не ты здесь шагал, а бесплотный ангел.
Затемпературил, нашел место и время, упрекнул себя Анисимов. Дышать было трудно,
 лихорадка била его. Хорошо хоть догадался сухие сапоги обуть. Наверное, 
наглотался холодного воздуха, когда драпали с Димой от медведя, заметили его 
вдалеке, а ведь за какие-то две минуты догнал; если б своими глазами не видел, 
никогда бы не поверил – такие прыжки зверюга выдавал, куда там олимпийским 
чемпионам. И потом, когда с Белухиным пошли на скалу – сгоряча грудь нараспашку,
 а потный был, вот и схватило. Ладно, разойдусь как-нибудь…
Вылазку он, конечно, затеял безнадежную, но не делать ее нельзя. За три с 
лишним часа с Димой могло произойти всякое. А вдруг понял, что до Медвежьего не 
добраться, и стал возвращаться на Колючий? В этом случае есть надежда, что 
блуждает он где-то неподалеку и цепочка из пяти человек может его зацепить. 
Только вряд ли он повернет назад, не в его характере это, будет пыхтеть, ползти 
вперед как паровоз, пока хватит угля, а кончится – еще и по инерции… И все 
равно вылазка имеет смысл, вернее, будет иметь, если добраться по меньшей мере 
до айсберга: обнаружатся там Димины следы – значит, направление он выбрал 
верное, а не обнаружатся…
На припае задуло так, что цепочку спружинило – люди инстинктивно подтянулись 
друг к другу. Сгорбившись, натянув на лица шарфы по самые глаза, они старались 
идти совсем рядом, и Анисимову приходилось покрикивать на них, чтобы растянуть 
цепочку. Людей шатало, и не столько от ветра, понимал Анисимов, сколько от 
слабости; разъезжались, скользили по льду ноги, то один падал, то другой, но ни 
взглядом, ни словом никто не намекал на бессмысленность этой вылазки. Как и 
вчера, хуже всех приходилось Солдатову, который сдуру не надел на Диксоне 
теплое белье (на совет Белухина отмахнулся презрительно – никогда, мол, не 
ношу); совсем закоченел Солдатов и еле плелся. Можно было, конечно, оставить 
его дома, но делать поблажки растяпам Анисимов не любил. Ничего, молодой еще, 
жилистый, отойдет, а урок запомнит.
Сильный, чуть не сбивающий с ног порыв ветра на миг разогнал пелену, и Анисимов 
различил впереди айсберг. «Через него, что ли, дорога на Медвежий?» – спросил 
вчера Дима. А ему, Анисимову, и в голову не пришло, что спросил Дима не просто 
так, а с дальним прицелом! Эх, не тот получился у них разговор…
Хотя айсберг, казалось, возвышался совсем близко, добирались к нему долго, не 
меньше получаса. Минут десять потратили только на то, чтобы обойти широкую 
полынью, да еще один раз Захару померещился медведь; сгрудившись, долго ждали и 
всматривались, пока не догадались, что это небольшой торос: встреча с медведем, 
особенно с подранком, сулила мало хорошего, да и патронов в «Макарове» осталось 
всего четыре штуки.
Дальше к айсбергу не шли, а чуть ли не бежали.
– Илья Матвеич! – закричал Игорь. – Есть!
У подножия айсберга с подветренной стороны отчетливо виднелись следы.
* * *
Дав людям передохнуть в защищенном от ветра месте, Анисимов решил возвращаться 
назад.
Уже в нескольких шагах от айсберга следы терялись – их давным-давно замело; а 
поле впереди лежало открытое – с верхушки айсберга это было отчетливо видно; в 
поземке на таком поле ничего не стоило заблудиться, да и сил у оголодавших 
людей осталось немного. В этих условиях продолжать идти вперед было напрасным, 
и, хуже того, опасным донкихотством, которого бы никто не понял.
Только здесь, стоя на верхушке айсберга, Анисимов осознал, насколько жалкой 
была его надежда – чуточку успокоиться, если обнаружатся Димины следы. Что 
толку в том, что направление он взял верное, когда впереди адова пустыня. 
Коченея, Анисимов долго стоял и смотрел в расстилающуюся перед глазами 
темно-серую круговерть, и как тогда, когда самолет уходил в воду, горестный 
спазм перехватил горло и рука сама потянулась к шапке, чтобы обнажить голову, 
будто завиделась в этой круговерти могила бортмеханика Дмитрия Кулебякина.
– Дима, Дима… – не слыша своего голоса, пробормотал он и поник головой.
Медленно и осторожно спустился с десятиметровой высоты.
– Домой, – коротко приказал он. – – Теперь можно след в след.
* * *
– И куда его понесло, непутевого? – причитала Анна Григорьевна, – хоть бы с 
людьми посоветовался, разве можно одному в поземку, да еще голодному, ищи ветра 
в поле, замело-занесло…
– Рановато Диму отпевать, Анна Григорьевна, – оборвал Анисимов. – Угостили бы 
лучше чайком, у Солдатова, видишь, зуб на зуб не попадает.
– Ах ты, господи, – заторопилась Анна Григорьевна, – у меня готово, последний 
шоколад растворила. Беда какая, ох, беда… А ты, сынок, и в самом разе…
– Ничего, – пробормотал Солдатов, прильнув всем телом к печурке. – С-согреюсь.
– Городско-ой, – неодобрительно прогудел Белухин. – Франт. Ты бы еще в шортах 
сюда приехал.
– Понял, Слава, что такое Аркти