навеки сфотографировал в своей памяти картины Шишкина и Левитана. Я убедился в 
том, что писать природу люди умеют здорово. Но как подгоревшая каша лучше 
жареного цыпленка на обложке книги «О вкусной и здоровой пище», так любая сосна 
лучше своего описания. Живая сосна гениальнее самого искусного художника. Она 
живая и пахучая, она приносит радость, она – совершенство. И вообще нам есть 
чему у нее поучиться. Она тянется к солнцу, никогда не останавливается на 
достигнутом, не предает, не сплетничает и не пишет стихов. Недаром великий 
мудрец Шоу сказал: «В жизни ни один человек, за исключением девяти месяцев до 
рождения, не делает свои дела так хорошо, как это делает дерево». Поэтому 
поменьше высокомерия перед природой: когда-нибудь еще выяснится, что она не 
только чувствует, но и размышляет. При всей моей любви к Шишкину я предпочитаю 
десять минут ходить по сосновому бору, чем целую неделю смотреть на знаменитую 
картину художника. Ибо природу, как и невесту, нельзя изучать по рассказам и 
фотографиям: на нее нужно смотреть своими глазами; именно тогда иллюзии или 
рассеются, или окрепнут.

Мы молчали, подавленные неслыханным великолепием открывшегося нам зрелища. Эти 
фантастически причудливые очертания берегов, которые, все отдаляясь, вдруг 
превращаются то в гигантских птиц с оперением из соснового леса, то в 
крокодилов с хвостами из отмелей; эти зеленовато-бурые воды огромного озера, 
трепетные воды, вздрагивающие от малейшего прикосновения ветерка… Однако не 
буду вступать в противоречие с приведенным выше тезисом: лучше приезжайте на 
Валдай сами и посмотрите, поскольку природу, как и невесту… Впрочем, это я, 
кажется, говорил.
Минут через двадцать катер причалил к острову. На высоком берегу стояло 
несколько домиков дачного типа, за ними поднималась сосновая роща, в которой, 
как мы легко догадались, и был расположен наш санаторий. Могучий старик в 
тельняшке ловко закрепил концы, и мы один за другим сошли на берег.
– Между прочим, товарищи, – прогудел Игорь Тарасович, – прошу учесть, что 
отныне мы – островитяне! Робинзоны! Тебя, дедусь, случайно не Пятницей зовут?
– Хоть конем называй, да в телегу не запрягай! – отшутился дед. – Родитель 
назвал Петром, старуха кличет стариком, а туристы – как у кого язык подвешен: 
одни – Пятницей, а другие – Петром Потапычем.
Мы приняли намек к сведению.
Между тем моторист махнул на прощанье рукой, и катер отчалил.
Светило жаркое июльское солнце, но здесь оно было какое-то нежное, его лучи не 
обжигали, а ласкали; от огромной ванны озера веяло прохладой. Оглядываясь по 
сторонам и переговариваясь, мы по деревянной лестнице гуськом поднялись к 
домикам.
– Какие милые домики! – грудным голосом сказала Ксения Авдеевна. – Здесь, 
наверное, живет обслуживающий персонал, да?
– Здесь живут счастливые люди! – продекламировал Прыг-скок. – Перед ними вечно 
расстилается безбрежное озеро, над ними голубое небо и белые стада облаков…
– Я рада, что вам нравится это место, – удовлетворенно сказала Машенька. – Ведь 
здесь будем жить мы.
– То есть как? – всполошился Раков. – Уж не хотите ли вы сказать, что эти 
четыре сарая и есть санаторий?
Дед Потапыч крякнул.
– Не из бывших ли пажей его бывшего императорского величества будете? – ядовито 
спросил он.
– Молчи, старик! – высокомерно сказал Раков.
– Вы, наверное, пошутили, Машенька? – с легкой тревогой спросил Прыг-скок.
– Хороши шутки! – буркнул Раков.
– Однако где же санаторий? – забеспокоилась Ксения Авдеевна. – Где отдыхающие? 
Столовая? Лечебный корпус?
– Где почта, телеграф, телефон, метро? – быстро включился Юрик.
– Кафе «Мороженое», «Детский мир»? – немедленно добавил Шурик.
– Брысь отсюда! – прогремел Игорь Тарасович и погрозил кулаком братьям, которые,
 на ходу раздеваясь, бросились к озеру. – Однако, чадо мое, – озабоченно сказал 
он, – попрошу разъяснить некоторые туманные вещи. Правильно ли мы сообразили, 
что эти домики, которые выступавший передо мной коллега довольно 
безответственно обозвал сараями, и есть весь наш санаторий?
– Да, – сказала Маша, – вы сообразили очень удачно.
– Значит, вы не пошутили? – изумился Прыг-скок. – Но ведь это черт знает что!
– Почему же? – Борис скорчил недоуменную гримасу. – Перед нами будет 
расстилаться безбрежное озеро, а над нами – белые стада облаков!
– Мне плевать на ваши облака! – разозлился Раков.
– Значит, вы некультурный человек и не учили физику, – невозмутимо отпарировал 
Борис. – Плюнув на облако, находящееся на высоте нескольких сот метров, вы 
неминуемо обплюете свою уважаемую персону.
– Попрошу всяких разных не учить меня культуре!
– Требую извинений, – тем же тоном сказал Борис, – иначе за честь «разных» 
вступится Зайчик, который стукнет вас в солнечное сплетение.
– Извиняюсь, – отступая назад, пробормотал Раков.
– Однако, – продолжил свою мысль археолог, – если одно «белое пятно» с карты 
стерто, осталась еще куча других. Где лечебный корпус? Мне не придется 
производить раскопки, чтобы его обнаружить?
– Нет, не придется. – Машенька улыбнулась. – Вот он – лечебный корпус! 
Посмотрите, какой большой и красивый!
И она широко развела руками.