– «Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем!» – процитировал 
я.
Машенька засмеялась.
– Это я говорила в кабинете, я думала, что вы корреспондент. Ох, как страшно 
было! Если бы не Иван Максимович, мою тему на ученом совете подняли бы на смех. 
А он поверил и сказал «да». Я побывала в районных поликлиниках и сделала 
выписки из историй болезни. У многих действительно была сильно расшатана 
нервная система. Кроме Антона, конечно, у которого вместо нервов – капроновые 
нитки. Я знала, что Лев Иванович страдает сильными головными болями, что 
бессонница у Ладьи приняла хроническую форму, а Станислав Сергеевич очень 
раздражителен.
Но я была убеждена, что труд и сон на свежем воздухе лучше любых ванн 
излечивают нервную систему, и мне было радостно видеть, как крепко спят и 
наливаются силами мои любимые робинзончики…
– Это я могу подтвердить! – послышался сверху голос Шурика. – Мы с Игорем 
Тарасовичем сейчас боксировали, и он так двинул меня в подбородок, что до сих 
пор звенит в ушах! Поднимайтесь наверх, Раков приглашает всех к столу. Миша, 
Антон, целуйте Машеньку, Потапыч сказал, что ей сегодня двадцать пять лет!
Машенька укоризненно посмотрела на Шурика. Мы церемонно пожали ей руку.
– Не устроить ли нам по этому поводу небольшой сабантуй? – предложил я, 
одеваясь.
– Посмейте только, – сердито сказала Машенька. – Подумаешь, событие, каких-то 
жалких двадцать пять лет.
Антон согласился, что событие, безусловно, не из тех, которые влияют на ход 
истории, но мое предложение поддержал. Машенька взмолилась, пыталась спорить, 
но было уже поздно: к нам сомкнутой колонной приближался весь наличный состав 
коммуны. Слышались приветственные клики. Мы не позволили Машеньке убежать и 
заставили ее испить чашу до дна. Борис произнес речь, в которой высокопарно 
назвал Машеньку «королевой Острова Веселых Робинзонов» и перечислил ее заслуги. 
Затем он преподнес августейшей особе искусно вырезанную из дерева коровенку с 
надписью «АЗОКЮЛГ». Игорь Тарасович подарил королеве свою книгу «В поисках 
каменного века», Ксения Авдеевна – вязаную кофточку – продукт трехнедельного 
труда, а Зайчик – боксерские перчатки. Юрик и Шурик вручили Машеньке отличную 
авторучку, но Прыг-скок вовремя заметил пропажу и поднял скандал, после чего 
преподнес авторучку сам.
Едва ли не до слез всех растрогал Шницель. Пес, с которым Антон быстро провел 
соответствующую работу, жалобно скуля, положил к Машенькиным ногам свое 
величайшее сокровище – чуть начатую кость. Видя, что сердце у пса буквально 
обливается кровью, Машенька великодушно возвратила подарок, и Шницель, не тратя 
времени даром, тут же умчался подальше от этого опасного места.
Едва мы уселись за стол, как Борис провозгласил:
– Трепещите, любители сенсаций! Сейчас Зайчик всех нас пошлет в нокаут: у него 
в колодце охлаждается бутылка шампанского!
Мы зааплодировали, а Машенька благодарно кивнула чрезвычайно польщенному 
Зайчику. Спустя минуту он уже священнодействовал над заветной бутылкой.
– Стаканы, держите стаканы! – суетясь, кричали Юрик и Шурик. – А то сейчас как 
брызнет! Ух, как брызнет! Берегись!
– Что такое? – тупо спросил Раков.
– Ну и шутник же вы, Зайчик! – неодобрительно проговорил Прыг-скок.
Не в силах дать оценку этому сверхъестественному факту, Зайчик оторопело 
смотрел, как Машенькин стакан наполняется самым обыкновенным молоком.
– Му-у-у, – тихо протянул Шурик.
Зайчик поставил на стол бутылку и с глубоким подозрением посмотрел на братьев, 
которые тут же выпучили на него свои блестящие глаза.
– Где шампанское? – грозно спросил Зайчик.
Братья дружно замотали головами и неожиданно начали подмигивать Прыг-скоку.
– Что вы хотите сказать своими глупыми знаками? – возмутился Прыг-скок. – Уж не 
то ли, что я украл шампанское?
Братья охотно закивали, а Шурик восторженно шепнул:
– Ох, и ловкач же вы, Станислав Сергеевич!
– Даже смешно! – Прыг-скок засмеялся искусственным смехом. – Какая нелепость!
Юрик обиженно повел плечами, поднялся и извлек из-под полы пиджака Прыг-скока 
пропавшую бутылку шампанского. Над столом пронесся стон.
– Я… не я… – пролепетал Прыг-скок, растерянно глядя на Зайчика, стоявшего в 
самой угрожающей позе.
– Стыдно, Станислав Сергеевич, – сурово сказал Юрик. – А еще известный артист, 
заслуженный! Из-за вас могли пострадать ни в чем не повинные порядочные люди. 
Правда, Шурик?
– Угу, – промычал Шурик, набивая рот свежим теплым хлебом.
– Вот салаки! – восхитился Потапыч. – И смотрят еще, воблы сушеные! Да я сам 
видел, как они бутылку пустую молоком наливали, а потом настоящую товарищу 
Прыг-скоку подложили!
Юрик и Шурик, точно сдутые ветром, уже лезли на спасительную сосну. Прыг-скок 
облегченно вздохнул и вытер платочком вспотевший лоб.

Выстрелила пробка. Мы выпили за Машеньку и ее удачу, за наш Остров Веселых 
Робинзонов, за Потапыча, за дружбу. Зайчик так расчувствовался, что разрешил 
братьям-разбойникам сесть за стол, даже налил им по капельке шампанского. Это 
был самый долгий обед в истории коммуны. Мы сидели, вспоминали, смеялись и 
записывали адреса. Игорь Тарасович заявил, что на будущий год он этот остров