Раков
(визгливым голосом).
Вы не имеете права! Я приехал сюда по путевке лечиться от вспыльчивости, а не 
чистить картошку и париться у плиты!


Прыг-скок
(с
ироническим поклоном).
Присоединяюсь к речи предыдущего оратора.


Борис
. Что ж, кто не работает, тот не ест. Будете валяться в гамаках голодные как 
собаки!

За окном послышался лай. Дверь отворилась, и вошел Антон, ведя за собой весело 
скалящего зубы Шницеля.

Раков
(раздраженно).
Эта псина небось никогда не будет голодной.


Антон
(резко).
Оставьте собаку в покое, иначе я не ручаюсь за неприкосновенность вашей 
священной особы. Шницель отлично понимает человеческую речь.


Раков
. Эта дворняга?

– Сам дворняга, – вдруг прошамкал старушечий голос.
Все вздрогнули, а Юрик и Шурик даже перекрестились. Раков посмотрел на них с 
глубоким подозрением, но братья, как по команде, выпучили глаза, разинули рты и 
дружно замотали головами. Прокашлявшись, Игорь Тарасович обратился к Зайчику:
– Ну, а как настроены вы?
– Мы с Борисом, – невозмутимо ответил Зайчик, – вносим в общий котел мою 
инициативность и его силу.
В комнату вошла Машенька, серьезная и решительная.
– Итак, на чем же вы остановились? – спокойно спросила она.
– Говорите вы, Борис, – шепнул Игорь Тарасович.
Борис улыбнулся, встал и, чеканя шаг, подошел к Машеньке.
– Товарищ главный врач санатория! – торжественно начал он. – Вверенный вам 
коллектив с неслыханным подъемом и огромным воодушевлением ждет ваших указаний. 
Все, за исключением двух сачков, готовы немедленно выполнять лечебно-трудовые 
процедуры.
Лицо Машеньки вдруг все засветилось и засияло.
– Вольно! – сказала Машенька.



ИТАК, МЫ НАЧИНАЕМ

Обед, приготовленный заботливым Потапычем, состоял из отличного борща и 
картошки с бараниной.
– Труд создал человека, друзья, – разглагольствовал Игорь Тарасович, уписывая 
за обе щеки. – А мы забываем о теле и возлагаем непосильное бремя на мозг. В 
результате нарушается равновесие в организме, который мстит нам головными 
болями, бессонницами и прочими фокусами нервной системы. А между тем я, как 
некогда Базаров, горжусь тем, что мой дед землю пахал!
– А мой дед был кузнецом, – похвастался профессор. – Огромной силы человечище! 
Он гнул подковы, словно они были сделаны из воска.
– Что же касается внука, – скептически заметила Ксения Авдеевна, – то он сможет 
гнуть подковы, если они действительно будут сделаны из воска!
Потапыч вышел из-за стола и через минуту принес подкову. Мы окружили его, 
начался гам. Старик, ворча, выстроил желающих в очередь. Первым вступил в 
борьбу Ладья. Он сделал зверское лицо и выдохнул: «Э-эх!»
Раздался треск, все вскрикнули. Ладья чертыхнулся и снял свой полотняный 
пиджачок, с огорчением глядя на лопнувшие под мышками рукава. Подковой завладел 
Лев Иванович, который тоже сделал зверское лицо и тоже сказал: «Э-эх!»
– Дедушка был сильнее, – самокритично признал он.
Потом в подкову сразу вдвоем, подвывая, вцепились Юрик и Шурик, их сменяли 
остальные, кроме Ракова и Прыг-скока, которые сидели в сторонке и озабоченно 
перешептывались. Наконец подкова попала к Зайчику, он молча согнул ее и передал 
Потапычу.