иметь беседу сам Иван Максимович Бородин, директор и академик. Было приятно, 
что моя скромная бессонница заинтересовала такое научное светило. Я вошел в 
кабинет, и в то же мгновенье меня оглушил рокочущий бас.
– Итак, юноша, у вас бессонница! – прогремело из-за ширмы. – Стыд и позор – в 
такие годы! Подойдите ко мне, я завтракаю.
Академик, румяный здоровяк лет шестидесяти, сидел в кресле и жевал бутерброд.
– Количество путевок у меня ограничено, но за вас просил мой старый друг и ваш 
редакционный начальник, которому я не могу ни в чем отказать. Он хныкал в 
телефонную трубку, что ваши зевки дезорганизуют работу редакции! Вы умеете 
доить корову? Не смотрите на меня младенческим взором и закройте рот! Научитесь.
 Каждый культурный человек должен уметь доить корову! Правильно? То-то. Посмели 
бы возразить! Нуте-с, голубчик! Землю нужно копать! Согласны? То-то. Посмели бы 
не согласиться! Чего молчите?
Я с легким испугом пробормотал, что внимательно слушаю и принимаю к руководству 
советы. Светило удовлетворенно кивало.
– Правильно. Если бы вы ответили иначе, я бы отправил вас обратно. В нашем 
экспериментальном санатории нет места лежебокам и нытикам. Во главе санатория 
мною поставлен многообещающий ученый, автор оригинальных, ультрасовременных 
методов лечения. Будете спать как бревно. Благодарите.
– Большое спасибо.
– То-то. Посмели бы не поблагодарить! Лечитесь изо всех сил. Подчиняйтесь 
главному врачу, как солдат. Никаких лекарств с собой не брать. Вопросы есть?
– Мой друг, Иван Максимович, мечтает провести отпуск со мной. Если вы 
позволите…
– Он? Она? С нервами?
– Он, Иван Максимович. Без всяких нервов. Тихий и спокойный, как черепаха.
– Пусть едет. Там будут нужны и здоровые люди. Вот вам записка. Идите к Марии 
Мироновне Рыжкиной. Подробности – у нее. Ни пуха ни пера! Пошлите меня к черту. 
Ну, смелее!
– Идите к черту, – смущенно пролепетал я.
– То-то. Посмели бы не послать! Когда выйдете в коридор – четвертая дверь 
налево. И не забывайте: каждый культурный человек должен уметь доить корову!

– Из редакции газеты?
Миловидное, даже хорошенькое существо в кокетливом белом халатике подарило мне 
любопытный взгляд больших и наивных голубых глаз.
– Да, Маш… Мария Мироновна– это я. Вы не очень спешите? Тогда посидите, 
пожалуйста, я должна еще несколько минут поговорить с этим товарищем. Можно?
Я отпустил миловидному существу какой-то топорный комплимент, от которого 
задрожала люстра, поспешно сел и углубился в газету. Потом я долго не мог 
простить себе этой оплошности, так как первую половину разговора безнадежно 
упустил, а смысл второй стал мне ясен слишком поздно. На том самом месте, где 
спортивный обозреватель пустился в пляс по поводу второго гола, влетевшего в 
ворота моей любимой команды, я услышал такую фразу:
– Маша, ты авантюристка! Откажись от этой блажи, пока не поздно.
Я почувствовал, что во мне просыпается Д'Артаньян. Но не успел я встать и 
громовым голосом произнести: «Послушайте, монсеньер! Да, вы, который нахлобучил 
себе на голову эту старую наволочку! Если вы немедленно не извинитесь перед 
прелестной дамой за чудовищное оскорбление, я буду иметь честь проткнуть вас 
вот этим шприцем!» – не успел, повторяю, я это сказать, как моя подзащитная 
ответила веселым сопрано:
– Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем. Я уверена, что 
мой метод имеет такое же право на жизнь, как и всякий другой. А главное – за 
меня сам Иван Максимович! Какое там место, просто рай! Сосновая роща, лужайки…
– На которых будут пастись твои кролики? – проворчал наглец. – Ну, ну, как бы 
они не свернули тебе шею в первый же день. Отчаянный ты человек, Машка! 
Провалишься!
«Дуэль на десяти шагах до крови», – решил я.
– Пари? – сияя голубыми глазами, предложила Маша. – Ставлю квартальный 
абонемент в бассейн «Москва» на… на…
– На что угодно!
– Отлично. Если я вернусь с победой, целый месяц будешь кормить меня 
шоколадными батончиками! По рукам? А теперь уходи и не мешай мне давать 
интервью представителю печати. Присаживайтесь поближе, товарищ.
Я кровожадным взглядом отпетого дуэлянта проводил свою будущую жертву и с 
удовольствием подсел к голубоглазому ангелу.
– Видите ли, – галантно начал я, – к вам пришел не столько представитель печати,
 сколько человек, измученный бессонницей. Я только что побывал у Ивана 
Максимовича, вот его записка.
– Записка? Бессонница? – У ангела, как мне показалось, испуганно расширились 
глаза. – Но ведь вы сказали, что пришли из редакции!
– Совершенно верно. К вам пришел работник редакции, страдающий бессонницей и 
мечтающий попасть в санаторий, – любезно разъяснил я.
– Скажите, вы порядочный человек? – с неожиданной и обезоруживающей наивностью 
спросил ангел. Я быстро соорудил на своей физиономии загадочную улыбку, но 
надобность в ней немедленно отпала. – Впрочем, извините. Есть вопросы, на 
которые ни один мужчина в мире не ответит отрицательно. Лучше признайтесь: вы 
слышали весь разговор с моим коллегой? От начала до конца? Только скажите 
правду, пожалуйста! – умоляюще закончил этот ребенок в докторском халате.
Я чистосердечно рассказал, как случайно услышал обвинение в авантюризме,