Владимир Санин
Одержимый


Тем, кто шёл на обледенение, – Николаю Буянову, Владимиру Панову, Александру 
Тюрину и Александру Шарапову посвящается эта повесть.


Оверкиль, товарищи, это опрокидывание судна вверх килем, отчего они быстро и 
неизбежно гибнет вмести с экипажем.
Из выступления капитана Чернышёва


Соболезнование ЦК КПСС и СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР В результате жестокого шторма, 
сопровождавшегося морозами до 21 градуса и интенсивным обледенением, 19 января 
с. г. погибли находившиеся на промысле в Беринговом море средние рыболовные 
траулеры «Бокситогорск», «Севск», «Себеж» и «Нахичевань».
Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР выражают глубокое 
соболезнование семьям погибших на своём посту моряков советского 
рыбопромыслового флота.
«ПРАВДА», 11 февраля 1965 г.



Первое знакомство с капитаном Чернышёвым

Теперь, когда экспедиция закончилась и волнения, ею вызванные, поулеглись, 
пришло самое время объективно и по возможности подробно рассказать об этой 
истории: она обросла слишком многими наслоениями, и человеку, слышавшему её из 
разных уст, весьма трудно понять, что же произошло на самом деле. Одни в 
запальчивости говорят, что Чернышёва нужно судить, другие требуют его наградить,
 третьи берут сторону Корсакова, четвёртые… Словом, сколько людей, столько 
мнений!
Взяв на себя смелость рассказать о происшедших событиях, я исхожу из следующего.
 Во-первых, на «Семёне Дежневе» я был от первого до последнего дня, причём не 
как член экспедиции, а как прикомандированный: немаловажное в данном случае 
преимущество, ибо ни в спорах, ни в принятии решений не участвовал и посему 
могу с большими, чем кто-либо, основаниями претендовать на роль летописца. 
Во-вторых, профессия приучила меня с чрезвычайной осторожностью прислушиваться 
к чужим мнениям и не принимать их на веру, а всегда стараться выслушать другую 
сторону: в легковерной молодости я не раз ошибался и захлёбывался восторгом там,
 где следовало, по меньшей мере, проявить сдержанность. Поэтому, работая над 
очерками, я стремлюсь не попадать под влияние даже собственных симпатий и 
антипатий, обязываю себя к беспристрастному изложению событий. Ну а получается 
это или нет – вопрос другой.
Несколько слов о себе. Зовут меня Павел Георгиевич Крюков, мне тридцать семь 
лет, и по профессии я журналист. Работаю в редакции областной газеты разъездным 
корреспондентом, издал книгу очерков о своих земляках, знаменитых и безвестных. 
Меня считают неудачником (за пятнадцать лет работы ни заметных отличий, ни 
большой прессы не получал, по службе не продвинулся, жена ушла к другому, 
мебель в квартире обшарпанная и прочее), но сам к себе я отношусь более 
снисходительно: бродячая жизнь мне по душе – Дальний Восток изъездил вдоль и 
поперёк и повидал кое-что, на мебель мне плевать, а Инна обязательно должна 
была уйти (не женись на красавице, если сам рылом не вышел!), поскольку каждый 
вечер весь город любовался ею по телевизору и письма к ней таскали мешками. Не 
буду лукавить: к успеху я вовсе не равнодушен и в минуты расслабления думаю о 
том, что достоин лучшей у части; как и любой мой коллега, я мечтаю набрести на 
своего «настоящего человека» и поймать на перо неповторимое мгновение, но самое 
интересное, как давно доказано, происходит до нас или после нас; впрочем, 
бродить по свету я ещё не устал, так что надежды не теряю.
Итак, с чего начать?
Будь я кинематографист, начал бы свою картину с такого эффектного кадра: ураган,
 бушующее море, волны высотой с двухэтажный дом, и вдали виднеется что-то 
похожее на айсберг. Крупный план: это вовсе не айсберг, а сплошь закованный в 
лёд, от клотика до ватерлинии, крохотный кораблям, неведомо каким чудом 
удерживающийся на плаву. Или: на воду спускается шлюпка, в ней рулевой матрос и 
человек с низко склонённой головой. Лица этих людей не видны, но зритель 
догадывается, что происходит нечто необычное, драматическое…
Кинематографиста, однако, из меня не получилось (два сценария были зарублены на 
телевидении), а раз так, лучше всего отказаться от эффектов и начать 
последовательно излагать события.
На борту «Семена Дежнева» я оказался потому, что у моего битого, дряхлого и 
склеротичного «Запорожца» долго не заводился двигатель. Его величество Случай! 
Я по натуре фаталист и к случаю отношусь с огромным уважением: по моему 
глубочайшему убеждению, именно случай, а не достоинства или недостатки человека 
играют в его судьбе решающую роль. Случай – это порыв ветра, который 
подхватывает щепку и либо возносит её ввысь, либо сбрасывает в пропасть, это… 
На данную тему я могу философствовать часами. Если спорно, останемся, как 
говорится, при своих.
Итак, двигатель не заводился, и на утреннюю планёрку я опоздал на десять минут.