взял в руки сводку.
– Купри сообщает… (напряжённая тишина) «Обь» попала в одиннадцатибалльный 
шторм…
– Что я говорил! – ликуя и светясь всем лицом, воскликнул Бардин.
Это было не по-христиански – хохотать, когда родную и всеми любимую «Обь» 
швыряет в океане, как пробку, но удержаться было невозможно: так откровенно 
счастлив был посрамивший Шкарупина Геннадий Иванович.
«Аэрологов начальник и метеорологов командир», Геннадий Иванович занимал в 
экспедиции штатную должность «бога погоды». Невысокого роста, с чёрной лохматой 
бородой, неизменно корректный и деловитый, он был симпатичен не только своей 
внешностью и манерой поведения, но и страстной влюблённостью в профессию. 
Неточный прогноз означал для него бессонную ночь. И хотя, честно говоря, таких 
ночей у него было немного, каждая неудача лишала его аппетита. В таких случаях 
Бардин входил в кают-компанию с ненужной деловитостью, нервно садился на своё 
место и, подчёркнуто не обращая внимания на насмешников, молча слушал их 
разглагольствования. Особенно изощрялся геофизик Георгий Куделин.
– Лишние расходы, – пояснял он свою мысль чересчур громким голосом (чтобы 
слышал Бардин). – Шутка ли – целый штат синоптиков! Нужно было привезти в 
Мирный одну старушку с ревматизмом, печку ей поставить и подсунуть магнитофон, 
чтобы «охи» и «ахи» записывал.
И далее следовала дежурная шутка насчёт Дня синоптика, который, разумеется, 
будет отмечаться первого апреля.
– Мы как врачи, – жаловался Геннадий Иванович, – у нас запоминают только ошибки.

Из разговора с ним я узнал, что только в 1948 году в шестнадцатилетнем возрасте 
Бардин впервые увидел поезд. Это в наше время, когда годовалая кроха уверенно 
поднимается по трапу самолёта! Я потребовал объяснений. Оказалось, что Геннадий 
Иванович – представитель национальности ханты, одного из наших коренных 
северных народов.
Хантов в стране всего двадцать пять тысяч, и одного из них они послали в 
Антарктиду! В отдалённом прошлом предки современных венгров жили на Восточном 
Урале, а хантыйский язык близок к венгерскому по строю и словам домашнего 
обихода. Парадоксы великого переселения народов! Баски – выходцы с Кавказа, 
жители острова Пасхи – из Южной Америки… Впрочем, люди уже перестали удивляться 
подобным открытиям и воспринимают их хладнокровно; после того как Дарвин 
доказал, что король и последний бродяга с единственной парой штанов происходят 
по прямой линии от одной и той же гориллы, человечество трудно чем-либо 
ошеломить. И если упомянутый бродяга с воплем «Привет, братишка!» не бросается 
королю в объятия, то не потому, что не имеет на это права, а лишь потому, что 
опыт научил его не фамильярничать с богатыми родственниками: могут неправильно 
понять и накостылять по шее.
А поезд Бардин увидел, когда по окончании школы поехал в Ленинград, в Институт 
народов Севера. Потом он закончил Высшее мореходное училище и с 1955 года не 
расстаётся с высокими широтами. Очки с толстыми стёклами помешали Геннадию 
Ивановичу стать капитаном дальнего плавания, но кандидату географических наук 
они вполне к лицу.
В «небесной канцелярии», я бывал часто. Здесь из комнаты в комнату ходили 
вдумчивые бородатые люди с картами погоды и фотоснимками, полученными от 
спутника Земли.
– Ишь какой циклон идёт, – говорил один. – Зацепит Мирный хвостом али пронесёт?
– Готовь лопаты, братцы, – авторитетно гудел второй. – Двадцать-двадцать пять 
метров в секунду.
– А на Моусоне все тридцать, – включался третий. – Надо их предупредить.
«Бог погоды» Мирного и его «апостолы» снабжают прогнозами всю Антарктиду. Наши 
сводки ежедневно получают австралийские станции Моусон и Кейси, французская – 
Дюмон-Дюрвилль, японская – Сева. Своих бюро прогнозов у этих станций нет, и 
посему они с благодарностью принимают наши предсказания.
На следующий день австралийцы передали Бардину своё полярное спасибо. Они 
собирались в санно-гусеничный поход на двести миль в горы, но, получив наш 
штормовой прогноз, от похода воздержались. Была пурга, да ещё какая! Прибыла 
благодарность и со станции Кейси: радиограмма Бардина заставила капитана 
австралийского судна воздержаться от выхода в море, где его наверняка бы весьма 
основательно тряхнуло. В нескольких сотнях милях от Мирного промышляет 
китобойная флотилия «Советская Украина», которая тоже шагу не делает без 
бардинских прогнозов. Не говоря уже о лётчиках: лететь или не лететь им на 
Восток, решают Бардин и его ребята.
Вечером в их доме торжество: отмечается день рождения аэролога Валерия Смирнова 
и метеоролога Юрия Зусмана. В субботу за здоровье именинников в кают-компании 
поднимет бокалы весь коллектив Мирного, а пока «в порядке репетиции» идут в ход 
скудные подпольные запасы, чудом сохранившиеся остатки былой роскоши.
Валерий Смирнов малость удручён: по его вине на столе нет бутылки коньяку.
– Схалтурил! – поругивают его ребята.
И Валерий виновато разводит руками: да, схалтурил, не сумел… побить рекорд.
Дело в том, что Борис Сергеев и Коля Фищев на Востоке запустили радиозонд на 
сорок пять километров. И Гербович во всеуслышание объявил: если и аэрологам 
Мирного удастся побить рекорд, они получат бутылку коньяку. Всю неделю аэрологи 
из кожи вон лезли, чтобы украсить праздничный стол заветной бутылкой, но не 
дотягивали одного-двух километров… Зато закуска была щедрой. Её обеспечил 
инициативный Бардин. Он догадался записать на магнитофон радиопередачу из 
Москвы для полярников Мирного, где был один воистину бесценный кадр: