– Бери… – кивнул Сидоров, – …ящик коньяка, икру, запасные каэшки, унты… Что 
хочешь – поезду ничего не жалко.
– А Тимофеич?..
– Останется на Востоке, пока не закончу дизельную. В тот день, когда смонтирует 
систему – отпущу, и ни минутой раньше.
– Отдай, будь другом! – взывал Зимин.
– Дружба дружбой, а Тимофеич врозь, – отшутился Сидоров. – Каких ребят тебе 
даю! Дима Марцинюк, Коля Валюшкин – мало?
– Добавь Тимофеича – твой портрет над кроватью повешу!
– Можешь самого меня повесить – не отдам.
На другом конце стола хохот. Это Валерий Фисенко изображал в лицах будущее 
своих соседей через пятьдесят лет.
– Пивной ларёк, очередь. Подходит Коля и хрипит собравшимся: «Плесните, братки, 
про Восток расскажу!»
Ребята шутят, смеются, а на душе скребут кошки: нелегко придётся походникам! Им 
ещё хотя бы с недельку отдохнуть, набрать по нескольку килограммов веса, но 
нельзя: нужно успеть вернуться в Мирный до прихода «Оби», времени в обрез.
– Может, на самолёте обратно полетишь? – с улыбкой спросил Сидоров у Зимина.
– Нет уж, – поёжился Зимин и подмигнул Луговому. – На тягаче надёжнее. Правда, 
Ваня?
– Тягач, он свой, как лошадь, – прогудел Луговой. – Ну их к бису, самолёты, 
вертайся на гусеницах!
Мы уже знали, чем объяснялась такая «самолетофобия». Как-то Зимину и Луговому 
довелось лететь в Мирный на ЛИ-2. Погода была хорошая, ничто не предвещало 
неожиданностей. За несколько минут до посадки пилот выпустил лыжи: одна вышла, 
а вторая ни в какую! А горючее кончается! Пришлось садиться на одну лыжу. Как 
рассказывал Луговой, обнялись они с Зиминым покрепче и мысленно послали родным 
и близким приветственные радиограммы. Но все обошлось, самолёт сел, лишь погнув 
крыло. Правда, Луговой ухитрился разбить нос о своё же колено, но это уже 
«косметика», как говорил сам пострадавший.
Походники уходили в хорошем настроении. Щедрый Сидоров из своих запасов обул и 
одел обносившихся в походе ребят, поделился лучшими продуктами. Из Мирного на 
смену заболевшему Александру Ненахову прилетел Лев Черепов, неиссякаемый 
оптимизм которого наверняка пригодится в трудном пути. К тому же с поездом идёт 
весёлая компания магнитологов – Майсурадзе, Блинов и Валюшкин, которые будут 
устанавливать по дороге автоматические станции с атомными источниками энергии – 
первые автоматы по изучению магнитных явлений в Антарктиде. Объятия, поцелуи – 
и по приказу Зимина его ребята разошлись по машинам. Но Тимофеич решил продлить 
проводы. Заведя свой тягач, он рванул вперёд на два километра и остановился, 
тем самым дав нам возможность прокатиться на поезде.
Я выбрал «Харьковчанку» – одну из трех знаменитых машин, изготовленных 
специально для антарктических полярников рабочими Харьковского тракторного 
завода. Выбрал с умыслом: я был уверен, что водитель Виктор Сахаров не откажет 
мне в удовольствии посидеть за рычагами. И Виктор не обманул моих ожиданий: 
уступил своё место, и я по проложенной Тимофеичем колее гнал «Харьковчанку» 
один километр четыреста метров. Цифры эти привожу не случайно. Дело в том, что 
после меня выпросил у Сахарова рычаги Валерий Ельсиновский. Он вёл машину 
каких-то жалких шестьсот метров, но, едва остановившись, начал доказывать, что 
протянул её по Антарктиде больше меня. К счастью, нашлись честные люди, 
восстановившие историческую правду: Сахаров и штурман Морозов заверили 
подлинность приведённых мною цифр. И вы думаете, что доктор успокоился? Как бы 
не так! Он тут же сочинил небылицу, что якобы один водитель на остановке 
разводил руками и удивлялся: «В жизни не видел такую хромающую на обе ноги 
„Харьковчанку“! Уж не Санин ли её случайно вёл?» Разумеется, свидетели 
подтвердили, что я орудовал рычагами как подлинный мастер.
Последние объятия, ракетные залпы – и поезд ушёл в свой далёкий и трудный путь. 
Мы следили за ним, пока хватало глаз, а потом, молчаливые и торжественные, 
отправились на станцию.
– Золотые ребята, железные люди! – запуская тягач, растроганно говорил Тимофеич 
и вытирал мокрое лицо. – Хотите верьте, хотите нет, но, когда я прощался этими 
мошенниками и стилягами, из глаз посыпались вот такие слезы, как орех…
И ещо из впечатлений последних дней.
Зная любовь корреспондентов ко всякого рода рекордам, мне за одно утро 
преподнесли их целых три.
Перечень открыли Борис Сергеев и Коля Фищев, запустив зонд на сорок три 
километра – рекорд Востока за все годы! Верный своему слову Сидоров 
«выставился» на бутылку коньяку, и аэрологов немедленно окружила весёлая толпа: 
каждый доказывал свою причастность к успеху.
– Я вас такой яишницей накормил, что за пятьдесят могли запустить! – 
подчёркивал свои заслуги Павел Смирнов.
– Пересолил ты свою яишницу! – «топил» конкурента Валерий Фисенко. – И тебя, 
Сашок, мы близко к коньяку не подпустим. Мы знаем, кто нам помогал!
– «Нам»? – поражался такой наглостью Саша Дергунов. – Я хоть погоду предсказал, 
а ты?
– Я?! – Валера плутовски пучил свои глаза и вздымал руки, призывая в свидетели 
всевышнего. – А кто сегодня утром дал Борису прикурить? Кто, я тебя спрашиваю?
Второй рекорд зафиксировал Саша Дергунов: поднялась пурга, какой летом на 
Востоке ещё не бывало. Но за это достижение коньяка не полагалось; более того, 
Фисенко не наскрёб лишь двух голосов, чтобы наградить «рекордсмена» нарядом вне 
очереди.