белом халате, а в шубе и меховых рукавицах? Бывало, сунешь ложку в рот – и 
стараешься отодрать без крови.
Да, металл стал хрупким, как стекло. Но люди – твёрдыми, как железо. Они 
подшучивали над своими трудностями, им и в голову не приходило, что 
перенесённого ими в этом походе не испытал ни один человек на Земле. Потом мне 
рассказывали, что на этих чуть не вдвое похудевших ребятах живого места не 
осталось – так она были изранены чудовищными холодами, при которых доселе 
человек не работал. И никто из них не сдался, ни разу не пожаловался на 
смертельную усталость не только потому, что это было бессмысленно, но и потому, 
что пятидесятилетний Зимин, уставая больше всех, всем своим существом излучал 
непреклонную волю. И походники готовы были на любые муки, лишь бы не уронить 
себя в глазах папы Зимина! Они знали, что на фронте он много раз под огнём 
фашистов вытаскивал с поля боя подбитые танки – так неужели не доведёт до 
Мирного искалеченные Антарктидой тягачи? Доведёт!
– С грехом пополам дотянули до станции Восток-1, – продолжил Зимин.
– Это уже, считайте, половина пути до Мирного, Но облегчения не почувствовали. 
Во-первых, вновь задул ветер до пятнадцати метров в секунду, а вовторых, 
запасённое в районе станции топливо оказалось прескверным – как мёд 
засахаренный. Что делать? Бросать часть машин и на остальных рвануть в Мирный? 
Можно. Никто бы вас за это не осудил – кроме вас, восточников. Не будет в 
Мирном достаточного числа тягачей – сорвётся следующий поход на Восток. Значит, 
пришлось бы закрывать станцию. Поэтому решили: до последней возможности тянуть 
машины к Мирному. Технологию разработали такую. Палками и лопатами черпали из 
бочек топливо, которое превратилось в киселеобразную массу, накладывали в ведра 
и доводили на кострах до жидкого состояния; потом насосами закачивали в бак и 
бежали заводить мотор, пока топливо не замёрзло. И так – каждый день…
– А за двести пятьдесят километров до Мирного – пурга за пургой. Даже 
«Харьковчанка» и та скрылась под снегом. Простояли дней десять, не высовывая 
носа, для многих эти дни были чуть ли не самыми тяжёлыми. Только вышли – снова 
замело. Последние сто километров шли вслепую, в сплошную пургу, пережидать уже 
не было ни сил, ни терпения. Машины теряли колею, приходилось выходить из кабин,
 ощупью искать след и выручать товарищей. Только у зоны трещин простояли до 
появления видимости – ведь в глубине одной из них навеки покоится со своим 
трактором Анатолии Щеглов, наш товарищ, светлая ему память. Вот и все. Через 
два месяца, к Первому мая, доплелись на честном слове до Мирного – прокопчённые,
 обмороженные, грязные до невозможности. По сравнению с тогдашним нашим видом 
согодня мы как джентльмены, лорды перед королевским приёмом!.. Отдохнули, 
подлечились и стали готовиться к новому походу…
На Востоке спиртное идёт плохо – из-за кислородного голодания. Даже 
первосортный коньяк, от которого на Большой земле никто бы не отказался, в 
нашей каюткомпапии не пользовался столь заслуженным вниманием. Но сегодня 
выпили все, в том числе самые убеждённые трезвенники. Понемножку, но все. Пили 
за походников, железных людей, никогда не покидающих друга в беде, за Тимофеича,
 за нерушимую полярную дружбу. А в заключение прозвучал такой тост:
– Есть два Евгения Зимина. Они не родственники и даже не знакомые – просто 
тёзки и однофамильцы. Один – симпатичный юноша, знаменитый на всю страну. Он 
превосходно играет в хоккей и о нем чуть ли не каждый день можно прочесть в 
газетах. Другой Евгений Зимин, бывший майор-танкист, закончивший войну с пятью 
боевыми орденами, прошёл двадцать тысяч километров по Антарктиде – больше, чем 
любой другой полярник мира. Шесть раз он пересекал ледовый континент, ведя за 
своей флагманской «Харьковчанкой» санно-гусеничные поезда. Этого Евгения Зимина,
 героя без Золотой Звезды на груди, знают лишь полярники и специалисты. Таь 
выпьем же за папу Зимина и за то, чтобы слава распределялась по праву!
И мы выпили. А потом долго сидели, до глубокой ночи, и «бойцы вспоминали 
минувшие дни».
Вот фамилии одиннадцати участников ставшего легендарным в Антарктиде 
санно-гусеничного похода в марте – апреле 1969 года: Зимин Евгений 
Александрович – начальник поезда, Копылов Юрий – инженер-механик, Ненахов 
Александр – механик-водитель, Сахаров Виктор – механик-водитель, Соболев 
Василий – механикводитель, Семёнов Виктор – механик-водитель, Пальчиков Юрий – 
механик-водитель, Морозов Николай – штурман, Жомов Борис – радист, Дыняк 
Николай – повар, Борисов Анатолий – врач-хирург.



Впечатления последних дней

Нет такой книги, автор которой упустил бы случай сообщить читателю, что время 
летит быстро. Даже классики мировой литературы и те не отказывали себе в 
удовольствии констатировать эту суровую истину. Поэтому не стану 
оригинальничать и лишать своё повествование столь привычных для читателя слов: 
«Не успел я оглянуться…»
Итак, не успел я оглянуться, как закончился январь. Время жить на Востоке 
кончилось, пришло время улетать. Так требовала программа: месяц на Востоке, 
месяц в Мирном и на «Оби» вдоль Антарктиды, с высадкой на всех остальных 
советских полярных станциях. Американцы за нами так и не прилетели: видимо, 
забыли в сутолоке будней о своём обещании, и на Южный полюс я не попал, и 
свидетельства о поездке на тракторе вокруг земной оси не получил «Полюсом 
больше, полюсом меньше…» – утешал меня Валерий Ельсиновский. И был по-своему 
прав, этот философ с мушкетёрской бородкой: всего на свете не увидишь, а если