моложавый конгрессмен, приветственно помахивая рукой.
– Гуд морнинг, сэр! – вежливо рявкнул один из нас на чистом английском языке.
– Какой я, к черту, сэр! – завопил конгрессмен, и чуть ли не прослезился: – 
Здорово, братцы! Умоляю, скажите что-нибудь по-русски, хоть выругайтесь! Сил 
нет, как соскучился!
И бросился в наши объятия. Это был Сергей Мягков, гляциолог из Москвы, зимующий 
на Мак-Мердо в порядке научного обмена (на Майкла Мейша, четыре дня назад 
улетевшего в Мирный). Сергей бил нас по спинам, целовал в подшлемники и 
прямо-таки светился от счастья. Но даже в такую волнующую минуту он успел 
шепнуть нам предупреждение:
– Готовьтесь к тому, что они будут выпрашивать у вас шапки, унты и каэшки!
В самом деле, американцы были одеты явно не по сезону: какие-то куртки на 
«рыбьем меху», высокие ботинки, спортивные кепи. Да, в таком обмундировании по 
Антарктиде не погуляешь. Дрожа от холода и задыхаясь – воздух-то у нас 
выдавался по восточной норме! – гости ускорили шаг и устремились в 
кают-компанию. Здесь их встречали представители общественности, учтиво шаркая 
унтами и произнося заранее вызубренное слово «велкам», что в переводе означает 
«добро пожаловать!», и «хау ду ю ду?», чего можно было и не спрашивать, так как 
ответ был написан на уже заметно посиневших лицах наших гостей. Особенной 
изысканностью манер блеснул Тимур Григорашвили, который в рукопожатия вкладывал 
столько радушия и экспрессии, что пострадавшие долго ещё дули потом на свои 
онемевшие ладони.
Выяснилось, что конгрессмены прибыли в Антарктиду для знакомства с жизнью 
американских полярных станций. Ну а пролетая из Мак-Мердо на Южный полюс, где 
расположена станция Амундсена – Скотта, они не могли устоять против такого 
искушения – засвидетельствовать печатями и автографами своё посещение полюса 
холода и геомагнитного полюса Земли. У нашего почтмейстера Геры Флоридова 
распухла рука – с такой пулемётной скоростью ему пришлось хлопать печатью. 
Впрочем, досталось и всем нам: за три часа мы раздали столько автографов, 
сколько Софи Лорен и Элизабет Тейлор наверняка не разбрасывали за целый сезон. 
Что ж, конгрессмены тоже люди, со свойственными людям слабостями. Разве не 
приятно, прогуливаясь в кулуарах Капитолия, обронить между прочим, с этакой 
небрежностью: «Когда я был на станции Восток, где, кстати говоря, 
зарегистрирован абсолютный мировой рекорд холода…»
Набрав запас печатей и автографов, гости успокоились и уселись за стол. По 
предложению Сидорова был приглашён и экипаж «Геркулеса», наполовину состоявший 
из белозубых и весёлых негров, которые сразу же повели себя так непринуждённо, 
словно всю жизнь только и делали, что сидели за одним столом с конгрессменами: 
хохотали, хлопали нас и друг друга по плечам и притихли только после того, как 
командир корабля пригвоздил их к месту грозным взглядом. По антарктической 
традиции высокие встречающиеся стороны политических вопросов не поднимали, но, 
когда один из присутствующих провозгласил тост: «Чтобы отношения между нашими 
странами были такими же сердечными, как между советскими и американскими 
полярниками!» – аплодировали и выпили все, даже непьющие.
А потом, как и предсказывал Сергей Мягков, началась отчаянная атака на наше 
обмундирование. Общеизвестно, что русские в Антарктиде одеты лучше всех других, 
мех у нас натуральный, добротный, без обмана. Чилийцы, американцы и японцы (с 
которыми я встретился впоследствии) почему-то предпочитают синтетику. Она, 
конечно, легче и изящнее, но греет чуть лучше, чем наброшенная на обнажённые 
плечи красавицы газовая косынка. Поэтому многие иностранные полярники в 
Антарктиде вечно простужены и при встречах не скрывают своего желания 
заполучить наше обмундирование. Особенно шапки – потому, наверное, что уши 
полярников, как и всех прочих людей, обмораживаются в первую очередь.
– О, вери, вери найс! – восторгались американцы, примеряя у зеркала наши шапки.
 – Очен карошо!
У меня сохранилась фотография: на фоне кают-компании, над которой развеваются 
советский и американский флаги, весёлая (после застолья!) толпа людей. Рядом со 
мной стоит конгрессмен. На нем чья-то каэшка второго срока службы и 
классический российский треух, в котором, как поклялся его счастливый владелец, 
он появится на первом же заседании конгресса.
С другой стороны стоит Джеральд Дьюпи, мой коллега, молодой журналист из 
Сан-Франциско. В задуманной им книге об Антарктиде главе о Востоке 
предназначается роль «пикэнт» – изюминки. С помощью своего скромного запаса 
английских слов и разрываемого на части Валерия Ульева я, как мог, удовлетворил 
любознательность коллеги, и мы пообещали прислать друг другу будущие книжки. 
Обещания были скреплены скромными подарками. К величайшему сожалению, я 
вынужден был игнорировать пламенные взгляды, которые Джеральд бросал на мою 
шапку, – свои уши как-то ближе к телу, роднее…
Не смогли мы удовлетворить и некоторых других запросов наших гостей. Так, в 
качестве сувениров американцы пытались выпросить термометры с метеоплощадки, 
фиксировавшие космически низкие температуры. Но в этом Сидоров тактично отказал.
 Пришлось присматривать и за Тимуром, который в пылу кавказского гостеприимства 
готов был раздарить всю свою одежду и остаться в одном бельё.
Расставались мы, довольные друг другом. Адмирал Уэлч, не раз бывавший на 
Востоке, подарил нам огромный двадцатикилограммовый арбуз, съеденный с 
неслыханным энтузиазмом, и ящик персиков. Но главный сюрприз был впереди. 
Можете представить себе мою радость, когда перед посадкой в самолёт адмирал 
пригласил Василия Семёновича и меня нанести ответный визит на станцию Мак-Мердо 
и… Южный полюс! Вместо того чтобы сдержанно поблагодарить адмирала (подумаешь, 
Южный полюс, не видали мы полюсов!), я с такой прытью заорал: «Большое