краснолапые. И все же главная достопримечательность острова – морские слоны и 
котики. Их лежбища находятся на противоположной стороне, у пролива Дрейка. 
Географы считают, что берега пролива омываются не Атлантическим, а Тихим 
океаном, которого я до сих пор не видел. Туда мы и отправились – главный 
механик «Визе» Олег Яковлевич Кермас, моторист Анатолий и я.
Три километра – пустяк, если вы, любуясь птичками и снисходительно поглядывая 
на влюблённые парочки, гуляете по аллеям парка. Но если вы поминутно 
проваливаетесь в глубокий и сырой снег, а выдернув ноги, то и дело не 
обнаруживаете на них сдёрнутых неведомой силой сапог, то на каждом шагу будете 
проклинать свою любознательность и местных старожилов, которые хотя и не 
уверяли, что вы пойдёте по дороге, усыпанной розами, но и не предупредили о её 
особенностях. И к берегам пролива Дрейка пришли, вернее приползли, не пышущие 
оптимизмом, жизнерадостные экскурсанты, а безмерно жалкие, похудевшие вдвое, с 
потухшими глазами люди. И лишь сознание того, что в двух шагах плещется Великий,
 или Тихий океан, вдохнуло жизнь в наши измученные тела. Мобилизовав остатки 
сил, мы даже соорудили из камней небольшую пирамиду, призванную 
свидетельствовать о нашем подвиге. Думаю, что пирамида станет излюбленным 
объектом для фотолюбителей будущего.
Не ищите описаний морских слонов и котиков – мы их не увидели, эта уникальная 
фауна словно провалилась сквозь землю. Пришлось несолоно хлебавши отправляться 
обратно, вынашивая по дороге сладостные планы расправы над обманщиками. Но 
расправа не состоялась. Выяснилось, что мы ошиблись направлением и зашли 
вправо; более того, когда старожилы разобрались в нашем маршруте, они 
всплеснули руками: оказывается, мы лихо преодолели два покрытых слабым снегом 
полузамёрзших озера глубиной до двадцати метров, купаться в которых, 
предварительно не заверив у нотариуса завещание, строго запрещалось (наказание 
– выговор или некролог, в зависимости от степени нарушения).
Мои злоключения, однако, на этом не закончились. Напившись чаю в «Пингвине» и 
придя в себя, я решил навестить Геннадия Гусарова – поглазеть, как устроился в 
медпункте мой теперь уже бывший сосед по столу в кают-компании на «Визе». Для 
этого следовало перейти через ручей либо по «мосту Ватерлоо», либо по льду. 
Разумеется, я пошёл по льду, ибо до моста нужно было тащиться не меньше 
тридцати метров. На середине ручья послышался омерзительный хруст, и я по пояс 
провалился в воду. Кое-кто из свидетелей счёл это зрелище забавным, но лично я 
не припомню, когда бы мне так мало хотелось смеяться. Видимо, человек, 
провалившись в ледяную воду, на некоторое время теряет чувство юмора. Заполнив 
прорубь проклятьями, я выбрался на берег и помчался на электростанцию, где 
мигом догола разделся и с неописуемым наслаждением погрузился в потоки тёплого 
воздуха, идущего от дизелей. Ради такого сказочного блаженства стоило принять 
ледяную ванну. Молоденький сердобольный механик-дизелист Саша Зингер раздобыл 
валенки, набросил на меня шубу со своего плеча и напоил полулитровой кружкой 
кофе, что быстро вернуло мне хорошее настроение. Его не испортило даже 
замечание знакомого с моими сегодняшними приключениями старожила, который 
проворчал: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».
Антарктида – единственный в своём роде континент: здесь нет границ в 
собственности на землю. Правда, иные государства время от времени объявляют о 
своём праве на вечное владение миллионами квадратных километров материка, но 
никто не воспринимает это всерьёз. Практически дело обстоит так: каждая страна, 
которая испытывает симпатию к шестому материку, может облюбовать себе любой 
участок и построить станцию – места хватает, на каждого жителя сегодняшней 
Антарктиды в среднем приходится чуть ли не по целой Бельгии.
В 1968 году к острову Ватерлоо пришла «Обь», и Алексей Фёдорович Трёшников 
объявил станцию Беллинсгаузена открытой. А уже на следующий год в трехстах 
метрах от нашей станции чилийцы соорудили свою. Так у наших полярников 
появились соседи – черноглазые и черноусые молодые латиноамериканцы. Хорошо это 
или плохо?
– Здорово получилось! – говорят наши ребята.
– Повезло! – вторят им чилийцы.
Впрочем, а разве могло быть иначе? В Антарктиде бывает одиноко не только 
человеку, но и коллективу: уж слишком далеко от мира забросила его судьба. 
Поэтому гость на полярной станции – это событие, о котором будут вспоминать до 
конца зимовки. И буквально с первого же дня, с первых минут люди, говорящие на 
разных языках, ринулись друг к другу. И отныне все праздники проводят вместе, 
кинофильмы смотрят вместе, на авралы выходят вместе, русские изучают испанский 
язык, чилийцы – русский.
Нужей трактор, вездеход? Пожалуйста! В гости? Идём всей станцией! Заболел 
радист? Врач придёт через три минуты!
Ну разве не здорово? Разве не повезло?
Найдя себе напарника, инженера-механика Юрия Ищука, я отправился в гости к 
чилийцам. Честно говоря, нас никто не приглашал, и это вызывало у Юрия сомнения 
в успехе нашего визита. Но я резонно полагал, что корреспондент, который ждёт 
персонального приглашения, добудет не материал для очерка, а строгий выговор от 
редактора.
Итак, мы постучали в дверь, вошли – и застыли в изумлении: по дому 
непринуждённо разгуливала, бойко болтала на немыслимом жаргоне, играла в 
пинг-понг и настольный футбол едва ли не половина нашей экспедиции. Мы сразу же 
почувствовали себя увереннее. К нам подскочил высокий и стройный красавец 
брюнет, настоящий матадор без шпаги, щёлкнул каблуками, представился: «Алексис 
Заморано!» – и повёл к столу пить пиво. Мы выпили. Алексис предложил нам 
бутерброды – мы съели. Не снижая темпа, матадор потащил нас к почтмейстеру,