|
– Долларов?
– Си, сеньор!
Я вытащил из кармана добротный бумажник, в котором находилась несметная сумма –
2 доллара 40 центов в пересчёте на уругвайские песо.
– Не делаешь ли ты ошибки? – Черепов соорудил постную физиономию. – По-моему,
машина недостаточно хороша для тебя.
– Только «роллс-ройс»! – поддержал его Васев.
– А мотор? – пренебрежительно ронял Черепов. – Жалких сто двадцать лошадиных
сил!
– Только «роллс-ройс»! – злодействовал Васев.
– Ноу, ноу, сеньоры! – завопил хозяин, с ненавистью глядя на подсказчиков,
срывающих выгодную сделку. – «Роллс-ройс» – фи! Тьфу! «Шевроле» – ах!
Но было поздно – преодолевая вялое сопротивление настоящего покупателя, Васев и
Черепов вытащили его из салона.
Однако хорошо смеётся тот, кто смеётся последний.
Не успели мы, весело обсуждая подробности нашего визита, пройти полквартала,
как я вспомнил, что забыл в руках у хозяина свою авторучку. Нужно было
посмотреть на его лицо, когда я вернулся!
– «Шевроле» – ах! – завопил он, сверкая глазами. – Та-та-та-та-та-та!
(Неразборчиво). – Си, сеньор! Та-та-та!
Пришлось его разочаровать и жестами пояснить, что я вернулся не для того, чтобы
купить недостаточно хороший для меня «шевроле», а чтобы получить принадлежащую
мне авторучку. Лицо хозяина мгновенно стало сонным, скучным и безразличным. Об
авторучке он и слышать не хотел – отмахивался и делал вид, что совершенно не
понимает, о чём идёт речь. Нажился всё-таки, спрут, за мой счёт!
Так я остался без своей любимой авторучки…
Мы продолжали бродить по городу без переводчика, руля и ветрил – куда ноги
поведут. Стадион закрыт, музей закрыт, зашли в кино. Посмотрели да экран минуты
две – и выскочили на свежий воздух: жуткая и пошлейшая кинопохабщина,
рассчитанная на зрителя с иктеллектом ящерицы. Контролёр понимающе ухмыльнулся,
кивнул в сторону зала и сплюнул.
Не желая отставать от других туристов, фотографировались у памятников. Как
правило, это национальные герои на лошадях; один из них, генерал Артикос, даже
на фоне двадцатипятиэтажного небоскрёба производит большое впечатление своей
внушительной осанкой. Хорош и памятник первым переселенцам – упряжка быков
тащит за собой повозки. Очень динамичная группа. Быки выглядят так естественно,
что на них охотно лают собаки.
Что же касается архитектуры, то судить о ней не берусь: за два дня я видел
слишком мало, да и не считаю себя знатоком в этой области. Дома как дома,
ничего необычного. Другое дело – Рио-де-Жанейро, куда мы попали на обратном
пути. Там даже дилетанту ясно, что перед ним великий город.
Жители Монтевидео, как и положено южанам, общительны и чрезмерно возбудимы. На
простой вопрос: «Как проехать к порту?» – вам ответят монологом минут на пять,
в корне пресекая все ваши попытки вставить слово или удрать; но если и вас о
чём нибудь спросят, наберитесь терпения. Мы мирно шли по улице, когда на меня
налетела экзальтированная сеньора с двумя девочками-близнецами и начала бурно о
чём-то спрашивать, даже не спрашивать, а неистово кричать, непрерывно шлёпая
своих шалуний и выкручивая пуговицу на моей рубашке. Когда сеньора иссякла, я
на варварском английском языке дал ей понять, что она обратилась не по адресу.
Сеньора гневно рванула пуговицу и обрушилась на Васева, который угощал девочек
конфетами и бормотал про себя что-то вроде: «Ну и трещотка! Зря время теряешь,
красавица». Наконец над ней сжалился какой-то прохожий, и сеньора, подхватив
девочек, рванулась кудато со скоростью звука.
Продавцы в магазинах изысканно вежливы – а что делать? Цены на товары слишком
высокие, и даже в универмагах покупателей можно пересчитать по пальцам. Все
товары – импортные, кроме сувениров, отлично выделанных коровьих шкур (никогда
бы не подумал, что коровы носят на себе такую красоту!) и ножей. Особенно
непривычна тишина в книжных магазинах: за средних габаритов книгу средний
уругваец должен выложить дневной заработок. Мы прикинули, что у нас книги раз в
пять дешевле: одна из причин того поражающего мир явления, что в нашей стране
читают больше, чем в любой другой. На прилавках – много переводов русской и
советской классики: Толстой, Достоевский, Горький, Шолохов, Ильф и Петров. Но
львиную долю полок отхватили себе детективы; одна Агата Кристи занимает куда
больше места, чем все классики мировой литературы, вместе взятые.
На прощание, мобилизовав остатки валюты, мы посетили «чрево Монтевидео»
– колоссальный крытый рынок, на котором шумит, спорится, орёт и скандалит
многотысячная толпа домохозяек, портовых грузчиков, матросов, зеленщиков,
оборванных мулатов и высокомерных полицейских. Десятки туш, сотни колбас, холмы
апельсинов и терриконы овощей, лимоны, бананы – изобилие продуктов, цены на
которые непрерывно растут. Дорого – домохозяйки хватаются за сердце и потрясают
кулаками. Мы пристроились к барьеру, за которым два ловких кабальеро орудовали
на жаровнях, получили по изумительному шашлыку и по бутылке ледяной «коки» –
роскошный обед, о котором мы не раз вспоминали в Антарктиде.
И вот мы снова на борту, и змеи швартовых тянутся с причала на палубу. Идёт
прощание с последней свободной от снега и льда землёй, теперь нам надолго
привыкать к белому цвету.
– Видишь тот небоскрёб? – спрашивает матрос приятеля.
– Справа или в центре?
Матрос терпеливо объясняет, на какой небоскрёб он хочет обратить внимание.
– Ну, доложим, вижу. И что из этого?
|
|