передающей радиостанции. Игорь сумел вырастить зелёный лук, который ели целый 
год, но с другими овощами получилась осечка: был лишь собран урожай из двадцати 
картофелин величиной с горошек.
Так что в Антарктиде продолжает уверенно лидировать оранжерея Молодёжной.



Как мы «зимовали» на куполе

Самым частым гостем каюты, в которой жили Дима Колобов и я, был Арнаутов. Гена 
скучал. Дежурили по камбузу мы раза три в месяц, а больше свою энергию на «Оби» 
тратить было негде. Поэтому, приходя в гости. Гена страстно любил беседовать с 
Димдимычем – иными словами, затевал с ним весёлую склоку.
Димдимыч, который в качестве геолога входил в состав группы, основавшей новую 
антарктическую станцию Ленинградская, был завален работой. Целыми днями он 
сидел за столом и составлял отчёт.
– Ну как дела? – проникновенным голосом интересовался Гена.
Димдимыч продолжал вдумчиво изучать свои листы.
– Ты не находишь, что в профиль он похож на Эйнштейна? – громким шёпотом 
спрашивал меня Гена. – Если мысленно обрить ему бороду и присобачить усы…
Димдимыч бормотал сквозь зубы какое-то ругательство. Гена с наслаждением 
вслушивался и кивал.
– Запиши эту мысль, чтобы она не пропала для науки! – советовал он.
– Две-три такие яркие мысли – и диссертация готова. Помню, однажды.,.
– Видишь, пингвин на льдинке барахтается? – Димдимыч указывал пальцем в окно. – 
Выйди на палубу и проори эту историю ему!
– Нет, ты тоже поймёшь, я постараюсь доступно, – ласково говорил Гена. – Так 
вот, помню, однажды…
– И чего это тебя сюда принесло? – стонал Димдимыч.
– Не понимаю, – обижался Гена. – Сам пригласил меня в гости, за фалды, можно 
сказать, в каюту втащил, от работы оторвал, а теперь…
– Не приглашал я тебя! Не дождёшься!
– Как это – не приглашал? – ужасно удивлялся Гена. – Тогда я возьму и уйду.
– И правильно сделаешь! – веселел Димдимыч.
– Впрочем, – менял своё решение Гена, поудобнее устраиваясь на диване, – у меня 
есть немного свободного времени. Раз я тебе нужен – смело рассчитывай на меня.
Тщетно Димдимыч заверял, что единственная услуга, которую Гена может ему 
оказать, – это раствориться в воздухе.
Ничего не добившись, Димдимыч вынужден был применять навеки осуждённый 
общественностью, но все же ещё не устранённый из нашей действительности метод 
прямого подкупа.
– Уйдёшь, если я подарю тебе свою фотографию? – вкрадчиво спрашивал он.
– А зачем мне твоя фотография? – отмахивался Гена. – Я тебя и так вижу по 
десять раз в день, что само по себе удовольствие более чем сомнительное. Охота 
мне была ещё смотреть и на твою фотографию! Рехнёшься в два счета.
– Нет, не мою личную фотографию, которую ты на коленях не выпросишь, – уточнил 
Димдимыч, – а заснятую мною фотографию императорского пингвина.
После длительного и шумного торга Гена выбирал себе одну из мастерски сделанных 
Димдимычем фотографий и на время оставлял его в покое.
Однако за время перехода из Мирного в Молодёжную мучитель и его жертва так 
привязались друг к другу, что решили вместе «отзимовать на куполе Антарктиды».
Я уже рассказывал, что одной из задач группы Арнаутова была заготовка снежных 
монолитов на различных станциях. Полтонны снега со станции Восток уже мёрзло в 
холодильнике на верхней палубе, теперь очередь была за монолитами с Молодёжной. 
Чтобы обеспечить стерильную чистоту снега, группа Арнаутова должна удалиться на 
почтительное расстояние от всякого жилья. И начальник сезонной части экспедиции 
Павел Кононович Сенько утвердил план, по которому Арнаутов, Терехов и Колобов 
на несколько дней отправлялись «зимовать» на седьмой километр. Для похода был 
выделен балок на четыре спальных места с крохотным камбузом, который тут же 
украсился лозунгом: «Горячий привет покорителям Антарктиды – группе Арнаутова!».
 А самого руководителя группы я застал в тот момент, когда он разъяснял 
начпроду эпохальное научное значение предстоящего похода.
– Ты, наверное, думаешь, что мы едем зимовать на Южный берег Крыма, а не в 
далёкие и неизведанные глубины Антарктиды! Ты что, против науки? Нет? Тогда 
давай ветчину, селёдку, икры побольше. Нет икры? Тогда сёмгу. Нет сёмги? Когда 
ты успел её скушать? Ну, не обижайся и давай конфеты. Эти грызи сам, дорогой, 
только разбей их сначала молотком, а то поломаешь зубы. Что, всего двадцать 
антрекотов? Да их Димдимыч за одну ночь съест, давай сорок! Где яйца, лук, 
картошка, укроп, петрушка? А этот ящик коньяка наш? Неужели нет? Ну, всё равно 
спасибо, пусть тебе всегда светит солнце.
Вслед за этим «командор пробега» натащил в балок груду одеял, посуду, рацию и 
широковещательно объявил, что цветы и корзины с шампанским для участников 
похода можно приносить прямо в балок. Наконец при огромном стечении народа 
(Игорь Петрович Семёнов, я и Механик) состоялась торжественная церемония 
проводов. К балку подцепили трактор, участники похода помахали нам ручкой, и 
«поезд Арнаутова» двинулся в далёкий сорокаминутный путь. И последнее видение: 
распахнулась дверь балка, и Ваня Терехов выбросил целую корзину мусора, весело 
подхваченного ветром.
Погода стояла солнечная, видимость была отличной, и я проводил друзей с лёгким 
сердцем: смех, конечно, смехом, но окрестности Молодёжной не лучшее место для