боксеру то же самое по телефону. Мы много шутили, смеялись, но наш с Левой смех 
был жизнерадостнее – мы-то ехали домой, а Вася увидит свои любимые зеленые 
листочки месяцев через семь… Отпуск у Левы закончился, да и я сделал что хотел, 
пришла пора расставаться с куполом – страница перевернута.
Утром (теперь только по полярным часам с их специальным циферблатом и поймешь, 
когда утро, когда день, когда ночь) под салют ракетниц и оглушительный лай 
собак мы уселись в ГТТ, тяжелый вездеход, и поехали вниз, к мысу Ватутина, 
навстречу одному из наших интереснейших полярных приключений.



«БЕЛАЯ МГЛА»

Мне рассказывали, как один известнейший ученый-литературовед, прослышав о 
необъективности экзаменаторов, подсунул им самолично написанное сочинение на 
тему, в которой был признанным авторитетом. Он заранее потирал руки, предвкушая,
 как разоблачит людей, превращающих приемные экзамены в недостойный фарс. 
Ученый получил тройку – «за слабое раскрытие темы», причем в ходе возникшего 
затем скандального разбирательства не смог доказать, что раскрыл ее хотя бы на 
четверку: разве можно на десяти-двенадцати страницах всесторонне 
проанализировать творчество такого гиганта, как Лев Толстой? А об этом почему 
не написали? А почему упустили то?
Так что ловкий экзаменатор, задавшись подобной целью, может успешно завалить 
даже академика, несмотря на длинный шлейф его ученых званий и три полки 
написанных монографий.
Я вспоминаю этот случай, когда думаю об Арктике. «Век живи, век учись» – это 
про человека в Арктике сказано. Не любит она, когда люди самонадеянно полагают, 
что знают о ней все. Таких она экзаменует с особым пристрастием, и хоть разок, 
да подловит на ошибке, докажет, что полностью познать полярные широты так же 
невозможно, как абсолютную истину.
Из всех ловушек, которые Арктика заботливо готовит для человека, одна из 
простейших и в то же время опасных – заставить его заблудиться в пургу, лишить 
ориентировки в пространстве. Мне известны случаи, когда в пургу люди теряли 
силы, погибали в двух шагах от домика, – о подобном вам расскажет каждый 
полярник. Чаще всего это происходит с новичками, людьми, как известно, 
самоуверенными, молодыми и глупыми – качества, которые, будучи собраны вместе, 
могут оказать человеку чрезвычайно дурную услугу.
С высоты сегодняшнего дня я отчетливо вижу, что двадцать лет назад обладал 
этими качествами в полной мере. Таким, как я в ту пору, Арктика устраивала 
ловушки шутя и играя, без всякого напряжения извилин. Случилось это на острове 
Врангеля, когда полярного опыта у меня было не больше, чем у новорожденного 
щенка. Гостил я на полярной станции в бухте Роджерса, план по сбору материалов 
выполнил и ждал весточки от летчиков, которые обещали перебросить меня на мыс 
Шмидта. Весточка запаздывала, и, гонимый нетерпением, я решил пробраться в 
поселок и позвонить с почты на Сомнительную, где находился аэропорт острова. До 
поселка было рукой подать, меньше километра, и слово «пробраться» я употребляю 
лишь потому, что начиналась пурга. Меня, однако, никто не удерживал, мело еще 
не очень сильно, метров десять в секунду, да и путь к поселку был простой – 
прямо вдоль берега и затем наверх, в гору. Я пошел на почту, за час отзвонился, 
вышел на улицу и остановился, слегка озадаченный: ветер резко усилился и 
видимость исчезла. Стою, озадаченный, и думаю, что предпринять – честно 
струсить или проявить мужество. Происходи это сегодня, я наверняка бы струсил, 
то есть вернулся на почту, чтобы подождать ослабления ветра или хотя бы 
попутчика; но тогда, по зрелому размышлению (я полагал, что размышление зрелое),
 эта малодушная мысль была отброшена. Подумаешь, пурга, не видали мы пурги (в 
кино). Ну метет, ну ничего не видно, но дорогу-то я знаю! Прямо от крыльца 
направо, к спуску с горы – это метров двести, а там налево и вдоль берега к 
станции – элементарно. Так я и поступил – с песней (мысленной) пошел к спуску, 
точнее, не пошел, а побрел, то и дело оборачиваясь спиной к ветру (лучшего 
способа потерять направление еще не придумано). Минут через десять я понял, что 
со спуском что-то произошло – он исчез; поразмыслив, я пришел к выводу, что, 
скорее всего, спуск там, где он должен быть, а вот где нахожусь я – одному 
арктическому богу известно. Пораскинув мозгами, я принял мудрое решение – 
возвратиться обратно на почту, и побрел по своим следам, но шагов через 
двадцать и они исчезли – замело. Тут-то я и сообразил, что намертво заблудился, 
обозвал себя первостатейным ослом и побрел наугад. А пурга визжала, сбивала с 
ног, и хотя злость на собственную глупость придавала дополнительные силы, я 
вскоре устал настолько, что с колоссальным трудом выдергивал унты из снега. И 
кто знает, чем бы закончилась эта нелепая история, если бы я вдруг не шагнул в 
пустоту и кубарем полетел с горы вниз. Это был первый и, возможно, последний 
раз в жизни, когда падение, и довольно болезненное, доставило мне огромное 
удовлетворение: теперь, оказавшись у берега, я точно знал, что к станции нужно 
идти налево, что и требовалось доказать. Ввалился я в домик радистов, молодых 
супругов Анатолия и Марии Мокеевых, уселся на пол и поинтересовался, с какой 
силой метет. Оказалось, около тридцати метров в секунду – вполне достаточно, 
чтобы сбить спесь не только с несмышленыша-новичка.
С той поры я прибегаю к другому, более надежному способу единоборства с пургой: 
с железной решимостью отсиживаюсь в домике и читаю хорошую книгу. Смело 
рекомендую этот способ: я не раз проверил его на себе и убедился в его высокой 
эффективности.