Макромегас, как-то посетил нашу крохотную Землю. Будучи огромного роста, он с 
трудом различил людей и был ужасно удивлен, что эти микроскопические существа 
уничтожают друг друга из-за жалких кусочков суши. При всем своем необычайном 
уме Макромегас так и не смог понять причину такой нелепости и, потрясенный, 
улетел на комете восвояси. Жители Сириуса, как выяснил Вольтер, живут тысячи 
лет, и Макромегас, конечно, жив. Если бы он снова посетил Землю, чтобы взять 
интервью у экипажа «Канопуса», мы вряд ли смогли бы ему объяснить, почему в 
двадцати милях от нас с ревом пролетают реактивные самолеты – отнюдь не с 
прогулочной целью… Ибо до сих пор на Земле есть вопросы, на которые поумневшее 
на стадии цивилизации человечество так же бессильно ответить, как и его предки 
на первой стадии дикости.
Древние люди обожествляли звезды; они видели в их сочетаниях Орла и Козерога, 
Дракона и Льва, Геркулеса и Волопаса. Звезды оживали в их легендах, они 
обладали решающим влиянием на человеческие судьбы, и в благодарность за 
красивый вымысел нынешние безбожники-астрономы сохранили за звездами их древние 
названия. Под руководством моих наставников я их вызубрил, и кое-какие из 
созвездий могу даже распознать. Теперь мне ничего не стоит найти Арго, Южный 
Крест, Центавр и Телец. В наших широтах они не наблюдаются, и вам, увы, будет 
довольно трудно меня проверить. Поэтому желающие могут принять мои слова на 
веру. Зато я каждому могу с ходу показать Большую Медведицу – даже с закрытыми 
глазами. Бе я выучил наизусть, так как перед расставанием жена со свойственной 
ей изобретательностью предложила мне вечерами встречаться на последней 
звездочке, которая болтается у Большой Медведицы на хвосте. И я регулярно там 
торчал у ближнего кратера слева – занятие, больше подходящее начинающему 
бриться подростку, чем кончающему лысеть корреспонденту. Это доказывает, что в 
каждом из нас, независимо от возраста, где-то притаился лирик, который время от 
времени напоминает нам о своем существовании.
Юпитер и Сатурн оставили меня равнодушным. Хотя вокруг Солнца мы и вертимся в 
одной карусели, но на этих планетах явно нет жизни: они холодные, окутаны 
ядовитыми газами и вообще бесперспективны. Другое дело полные загадок Марс и 
Венера. Особенно мне понравилась Венера, которая за свою красоту получила имя 
прекраснейшей богини Древнего Рима. В наших умеренных широтах она, появляясь к 
рассвету, большого впечатления не производит, но в тропиках я смотрел на нее 
вечером, когда и планеты и женщины особенно очаровательны. Марс же был жестокий 
всевышний, и отношение к нему я перенес на планету. Как и древнеримский бог 
войны, планета Марс не оправдывает возлагаемых на нее надежд. Наверное, уже в 
нашем веке на Марсе побывают космонавты, чтобы разнести в прах легенды о 
марсианской цивилизации и больно ударить, к великому огорчению читателей, по 
чудесной фантастике Герберта Уэллса, Алексея Толстого и Рэя Брэдбери. 
Уникальный случай, когда развитие науки может нанести очень серьезный урон 
мировой литературе.
Вверху – беспредельная звездность (жаль, что не я придумал это отличное слово), 
внизу, в нескольких метрах, – океан, который тоже кажется беспредельным. Это 
впечатление усиливает темнота: мерцание звезд освещает океан, как копеечная 
свечка могла бы осветить фойе Большого театра. И океан кажется тяжелым и 
угрюмым; если бы не удары волн, не соленые брызги, залетающие поглазеть на 
палубу, он казался бы безжизненным, каким был сотни миллионов лет назад (месяц 
и число окончательно не установлены) при возникновении земного шара. И вдруг – 
фантастическая картина: неподалеку, метрах в трехстах, появляется длинное 
сферическое тело, излучающее свет.

– «Наутилус»! – Пантелеич мне подмигивает. – Готовьтесь брать интервью у 
капитана Немо!
Пантелеич на «Канопусе» – наиболее квалифицированный мастер розыгрыша. Конечно, 
за беседу с капитаном Немо я не пожалел бы всех миллиардов Рокфеллера (если бы 
он согласился предоставить их для этой цели), но уже в раннем детстве я узнал, 
что капитана Немо на самом деле не существовало – одно из самых жестоких 
разочарований в моей жизни.
– Светящийся кит, – проникновенным голосом говорит Пантелеич. – Редкое явление, 
вам дьявольски повезло!
На кита я клюнул. Пантелеич подождал, пока стихнет мой восторженный вопль, и 
хладнокровно сообщил, что в данном случае кит отсутствует, следовательно, вопил 
я зря. Светится косяк мелкой рыбешки.
Все равно очень красиво. А свечение уже появилось в нескольких местах: океан 
ожил! Рядом с бортом возникли мириады фосфорических точек – светящиеся 
микроорганизмы. Они разлетались во все стороны, как бенгальские огни. И вдруг 
показались, обгоняя траулер, две длинные тени: акулы! Одна за другой они 
проплыли мимо, высунув наверх, словно подлодка перископы, свои острые плавники.
И снова все исчезло: ушли косяки рыбешки, затихли волны, и за тучами, из 
которых не проливалось ни капли, спрятались звезды. Темнота и безмолвие повисли 
над океаном. Но ненадолго: вдали показались огни, зажженные рукой человека, – 
наш курс пересекало судно. Пантелеич приник к локатору. Бывает, что двум судам 
разойтись в необъятном океане труднее, чем туристам на лесной тропинке. Уже за 
несколько миль нужно точно знать, насколько опасно режет незнакомец наш курс. В 
истории столкновений на море известны десятки случаев, когда даже такое 
расстояние оказывалось недостаточным: слишком велика сила инерции современных 
судов и слишком мала их маневренность. Несколько лет назад в Атлантике, вблизи 
Нью-Йорка столкнулись «Андре Дориа» и «Стокгольм», два гигантских лайнера, хотя 
вначале их разделяли те же самые несколько миль.
Пантелеич произвел вычисления и облегченно вздохнул: разойдемся свободно…