инспектора – рыбы.
А вечерами смотрели кино, тихо проклиная про себя прокатные организации, 
подсунувшие отчаянное старье. Из сотни фильмов было, правда, несколько 
приличных, и тогда Володя Иванов – вечерние сеансы всегда приходились на его 
вахту – хорошо поставленным голосом торжественно объявлял по трансляции:
– Через пять минут в столовой команды начинается демонстрация нового 
художественного фильма… «Подвиг разведчика»!
И все валом валили в столовую команды и снова смотрели «Подвиг разведчика», эту 
чудесную картину, которую я видел уже раз десять и пойду снова, когда Володя ее 
объявит. А на следующий день шло черт знает что, и, хотя фильм был 
действительно новый, далеко не у всех хватало мужества досидеть до конца. И 
зрители, у которых украли полтора часа свободного времени, выходили из столовой,
 бормоча про себя традиционную фразу: «Лучше бы мне дали по физиономии!»
Милях в двадцати от берегов Пакистана мы забросили пробный трал. Рыбы он принес 
немного, тонны полторы, но зато это была целая ихтиологическая коллекция. На 
кормовой палубе вповалку лежали полутораметровые барракуды – морские щуки с 
хищной пастью, усеянной острыми зубами. Это барракуды, по убеждению моряков, 
виновны в большинстве преступлений, приписываемых акулам. Были и сами акулы: 
небольшие, до метра длины, катраны, плоские как доска, акулы-рохли и 
акулы-свиньи, названные так за широкую и заплывшую жиром пасть. Капитан 
приподнял одну акулу за хвост и предложил мне, но я вежливо отказался, 
поскольку художественная литература воспитала меня в духе уважения к этим рыбам,
 недопущения фамильярного к ним отношения. Украшением трала была акула-пила, 
милая рыбка длиной в четыре с половиной метра. Про нее распускают слухи, будто 
в океане она хулиганит и лезет в драку с первым встречным, но наша акула вела 
себя корректно и доброжелательно: она охотно со мной сфотографировалась и даже 
подарила на память свою полутораметровую пилу.
Извивалось на палубе и несколько узких, длинных лент – морские змеи. В их 
крохотных головках таилась грозная опасность: укус такой змеи убивает в 
тридцать секунд. Поэтому военный трибунал в лице технолога Анатолия Тесленко 
приговорил их к немедленной смертной казни без права кассации, а Павел 
Степанович Мельников, бывший водитель севастопольских троллейбусов, а ныне 
матрос первого класса, привел приговор в исполнение. В трале оказался десяток 
метровых угрей, злобно скаливших свои острозубые пасти и готовых вцепиться даже 
в стальной трос, множество длинных и очень плоских серебристых рыб, к которым 
удивительно шло их название – рыба-сабля; солидно лежали на палубе мерроу – 
пудовые рыбины, которых рыбаки ласково называли «кабанчики», и, наконец, две 
черепахи. Я с детства люблю черепах, добродушных, никому не приносящих зла 
животных, и эта любовь перешла по наследству к моему сыну Саше. От нашего 
общего имени я обратился с просьбой даровать им жизнь. Матросы Володя Елисеев и 
Вадим Сучков потащили их к слипу, и черепахи со слезами благодарности на глазах 
уплыли к своим семьям, которые они так опрометчиво покинули.
Рыбы, за которой мы сюда пришли, – карася, сома, макрели – было мало, но это 
никого не обескуражило. Всем было ясно, что рыба есть. Нужно только установить, 
на каких глубинах, в каких местах она пасется. Снова и снова летел в море трал, 
обшаривая дно и докладывая о добытых уликах. Все более упитанным возвращался он 
из океана. Кольцо вокруг рыбы сжималось, и, наконец, поняв бессмысленность 
дальнейшего сопротивления, она сдалась на милость победителя: очередной трал 
принес шесть тонн чистого карася.
Это уже был успех. Поиск закончился. Начались рыбацкие будни.



ПЕРВАЯ ПОДВАХТА

В этот день я впервые понял, что такое настоящий горячий душ. Во избежание 
кривотолков должен заявить, что душ мне и раньше приходилось принимать – после 
тренировок, зарядки и вообще в гигиенических целях. Но все это было не то. 
Подлинное наслаждение от душа я впервые получил 2 сентября 1965 года.
Когда идет настоящая рыба, на траулере объявляется аврал. В этот период каждая 
пара рабочих рук ценится на вес золота: рыбу нужно поскорее ошкерить, 
рассортировать и заморозить, иначе она, простите, протухнет. Вот почему капитан,
 плохо скрывая сомнения в правильности своего решения, все-таки разрешил мне 
влезть в рыбацкую шкуру и выйти на подвахту. Рыбацкая шкура – это полупудовые 
резиновые сапоги до паха, непромокаемый передник и полотняная панама. 
Законченность этому изысканному туалету придают белые нитяные перчатки, какие 
милиционеры надевают по праздникам. Думаю, что рыбаков снабдили такими 
перчатками в эстетических целях, чтобы воспитать чувство изящества и красоты. 
Поначалу кажется, что ты попал в общество переодетых аристократов, и только 
отборные проклятья, которыми матросы осыпают свои ни в чем не повинные белые 
перчатки, помогают правильно сориентироваться.

Я вышел на корму как раз тогда, когда мои услуги были особенно нужны: у 
траловой команды начался перекур. Я сразу же в темпе подключился к этому делу. 
Моя симпатия, старший тралмастер Валерий Жигалев, паренек с на редкость 
обаятельной улыбкой, разъяснил своим ребятам – мастеру Толе Запорожцеву, 
матросам Вадиму Сучкову и Володе Елисееву (тому самому, которого когда-то 
сшибла с ног акула), как им повезло, что они получили в подкрепление именно 
меня. Валерий сказал, что я – это как раз то, что им надо.
– С приходом Марковича, – проникновенным голосом закончил он свою речь, –