письмо!» Под дружелюбный смех ребят я лихо отплясываю «Эх, яблочко!» и со 
снисходительной улыбкой читаю коллективное письмо моего седьмого «А» класса: 
«Дорогой Миша, прочитали в газете рассказ про тебя с твоим портретом у 
подбитого танка…»
Или ещё. В рукопашной смешались роты, и я короткой очередью укладываю немца, 
который взмахнул кинжалом над спиной нашего матроса. Немец «Майн готт!» – и на 
землю. «Спасибо, братишка!» – говорит матрос… и бросается ко мне в объятья. 
«Мишка!» – «Федька!» Мы целуемся, утираем, не стыдясь, слезы и всю ночь сидим 
рассказываем свои истории. Я рассказываю, как бомбой перевернуло эшелон, в 
котором эвакуировались Гришка и Ленька, и мы снимаем бескозырки… (ведь мы оба в 
морской пехоте).
А потом я возвращаюсь домой – неожиданно, конечно, в этом самая изюминка. 
Открываю своим ключом дверь, и…
Это была главная мечта. Она как-то заслоняла собой все остальные. Я сейчас 
попробую объяснить почему.
Как-то ночью я проснулся от маминого кашля. Тускло горела засиженная мухами 
голая лампочка. Мама собиралась на завод, кашляла и прикрывала рот рукой. Под 
глазами у неё чернели непроходящие круги. Мимо нас по коридору кто-то шёл – 
тяжёлые шаги подкованных сапог. Мама присела и долго провожала невидимые шаги 
глазами. Заметив, что я за ней наблюдаю, она сказала хрипло, срывающимся 
голосом:
– Я подумала – а вдруг это папа? Вошёл бы и засмеялся: «Эх вы, сони, проспали – 
Гитлера повесили, война окончилась!»
Никогда не слышал ничего прекраснее этой мечты.
О чем только не мечтали в войну! Идёшь по улице – и вдруг находишь целую 
хлебную карточку! (Плохая мечта – чужая беда.) Или: завком дал ордер маме на 
пальто или на ботинки. Или: союзники открыли второй фронт. Вот это было бы 
здорово!
Но никогда и нигде я не слышал ничего прекраснее мечты моей мамы – нет, всех 
миллионов мам: «Эх вы, сони, проспали – Гитлера повесили, война окончилась!»
Тем, кто не жил этой мечтой, тем, кому она не заменяла хлеба, одежды, крова, её 
не понять. Можете напрячь воображение, вспомнить кинокартины о войне, книги о 
войне, рассказы дедушек и бабушек, пап и мам, сделать вид, что вы поняли и даже 
произнести: «Да-а-а!» – всё равно тем, кто не жил этой мечтой, её не понять.
А мы, мальчишки военных лет, понимали. В том числе понимал и я, далеко не самый 
пострадавший. Понимал и умом и сердцем, всем своим существом.
Потому что на наших глазах окрасилась кровью родная земля.
Потому что в городе, в котором я прожил короткие детские годы, теперь были 
фашисты.
Потому что моя бабушка, мои тётки и их дети – мои братья и сестры – были 
расстреляны.
Потому что мы каждый день видели газеты с фотографиями замученных, повешенных, 
растерзанных советских людей.
Потому что от отца три месяца не было писем, пока он не вышел из окружения.
Потому что я видел глаза мамы, когда эшелон увозил брата на фронт.
Потому что я видел глаза мамы, когда к нам входил почтальон: кто, кто знал, что 
он принёс в своей сумке?
Потому что я видел и слышал, как бились головой о стену, катались по полу, выли 
женщины, потерявшие мужей и сыновей.
Нет ничего трагичнее гибели и ничего прекраснее возвращения с победой.
В войну научились мечтать о главном. Вот почему я больше всего мечтал о том, 
как вернусь с фронта домой, своим ключом открою дверь – неожиданно – и увижу 
мамины глаза, из которых навсегда уйдёт печаль.



СТАРШИЙ БРАТ И СТАРШИНА ПАНАСЮК

Я сидел у забора и смотрел, как брат занимается строевой подготовкой.
– Раз-два, раз-два, напра-а-во! Пррямо!
Странно – лица у ребят весёлые, а между тем я доподлинно знал, как проклинают 
они постылую строевую подготовку. Кому она нужна на передовой?
– Бегом! Ложись!

А лица всё равно весёлые. Наверняка что-то случилось. Может, приказ на фронт? 
Вряд ли, только-только привезли рации новой конструкции, нужно время, чтобы к 
ним привыкнуть.
– Раз-два, раз-два! Смиррна! Рота-а-а, стой! Полунин, выйди из строя! Почему в 
строю лыбишься?
– Погода хорошая, товарищ старшина! – рявкнул брат.
– На пляж бы с девчонкой, да?
– Так точно!
– А на губу не хочешь?
– Никак нет! Лучше на пляж с девчонкой, товарищ старшина!
– Мо-олчать! Наряд вне очереди!
– Есть наряд вне очереди!
– Почему снова лыбишься?
– Погода хорошая, товарищ старшина!
– Два наряда вне очереди! Кру-гом! Ро-о-ота, бегом марш!
А лица всё равно весёлые! Загадка, и только.